— Что, серьезно? А кто ты там по гороскопам и прочей чуши?
— Дева. А родилась в год Собаки, если ты об этом. И не знаю, с чего ты решил, будто это чушь — я уже погуглила нашу совместимость!
Пару минут я смотрю в ее чересчур серьезные глаза, пытаясь понять, насколько она серьезно занимается вот такой неповторимой херней. А затем малышка не выдерживает — и взрывается от смеха, одновременно вызывая у меня вздох облегчения.
— Вот черт! Чуть-чуть не дотянула… Так и хотела посмотреть, как у тебя глаза на лоб лезут…
— Ах ты…
Я запускаю руки под свою же рубашку на голом девичьем теле, и щекочу ее по худеньким ребрам, вызывая приступы хохота, и какую-то нереальную вертлявость по всему дивану. Ох, кажется, кто-то слишком сильно боится простой щекотки…
— Максим! Господи, прошу, я сейчас умру-у-у…. — Воет Настя, не переставая покатываться со смеху в моих руках, и почти сползая с дивана на пол.
— Вот то-то же! — Я довольно рассматриваю ее бедра из-под задравшейся дальше некуда рубашки, и чувствую тесноту в области ширинки, — мало я тебя драл, ох мало…
Она мигом заливается краской, и одергивает рубашку, но мне уже все равно. Руки сами тянутся к ней, желая погладить и приласкать — а особенно примять такие упругие, теплые ягодицы…
Совершенно не вовремя у Насти урчит в животе, и она ойкает, испуганно опуская глаза. Я хмурюсь, и пытаюсь просчитать, насколько плохи дела.
— Когда ты последний раз ела?
— Да я не особо…
— Настя!
От моего повышенного тона девушка странно вздрагивает, чем заставляет меня напрячься. Неужели она вот из этих пугливых воробушков, которые боятся собственной тени?
— На завтрак вместе с тобой… — Слышу тихий, полный вины ответ, и закрываю глаза от злости.
— Почему ты не заказала поесть?
— Прости.
Что?!
Я честно пытаюсь сдержаться, но ее ответ попахивает реальным слабоумием, а потому следующий мой вопрос звучит гораздо грубее, чем я сам бы того хотел.
— Блять, да за что ты извиняешься?!
Настя снова вздрагивает, и тянется за пледом, тщетно пытаясь завернуться в него. У меня начинают болеть скулы — а все оттого, насколько сильно я сжимаю зубы.
— Я просто не хотела, правда. Заработалась, и вот…
Я молча поднимаюсь с дивана, и бреду в комнату, чтобы посмотреть на телефоне адреса ближайших кафе и ресторанов. Мне просто физически нужно чем-то занять голову и руки — чтобы успокоиться, и в своей любимой манере не наговорить лишнего.
— Максим? — Настя появляется в спальне спустя пять минут, когда я уже начинаю сборы, и в ее глазах все еще вина за все грехи мира, что злит просто нереально.
— Собирайся.
— Куда?
— Мы идем ужинать, я уже подсмотрел тут недалеко одно место. Только давай скорее, не хочу, чтоб ты упала в обморок от голода.
Она кивает, отходит к шкафу со своей сумкой, и стоя ко мне спиной, расстегивает рубашку. Я слишком мужчина, чтоб не наблюдать за этим, и поэтому жадно разглядываю, как она снимает с плеч мою одежду, вешает на дверцу шкафа, и быстро натягивает простые черные трусики и спортивный бюстгальтер.
Блять, а это даже успокаивает. Ее бледная кожа, молодое подтянутое тело, и эта задница… Я бы сейчас с удовольствием ее трахнул. И даже несмотря на то, что и сам начинаю испытывать голод…
— Максим, — Настена уже застегнула джинсы, и быстро натянула простую серую толстовку, — я готова.
— Идем.
В прихожей мы неловко сталкиваемся, пытаясь надеть обувь, и я снова раздражаюсь от Настиного виноватого вида и словно повисшей в воздухе неловкости. При чем сильнее всего бесит именно то, что это я, блять, как будто накричал на нее — а она все равно пытается за что-то извиниться!
— Мы дойдем пешком?
Ее вопрос перед самым выходом заставляет включить на максимум собственное умение контроля, и я почти мягко отвечаю:
— Да. Тут совсем близко.
— Максим…
Спокойно, спокойно, спокойно. Вроде сейчас в ее голосе больше твердости — и я позволяю себе обернуться, чтобы выслушать.
— Я не поела, не потому что страдала тут от голода, или не умею пользоваться современными услугами. Просто, ну, у меня так бывает. Я заработалась, понимаешь? И совсем уж точно не хотела тебя злить.
Ох, ну вот о чем она думает?
— Ты путаешь причины, Насть, — я правда говорю максимально беззлобно, но получается херово, — то, что ты не поела — меня не злит. То есть, это, конечно, плохо — но не настолько, чтоб на кого-то злиться. Бесит меня на самом деле другое.
— А… Что?
Вот реально, блять, непонятно?!