щекам текут слёзы счастья. У моего сына будет полноценная семья, с любящим его отцом, даже несколькими отцами. Я даже согласна на укус змея, лишь бы видеть сына таким счастливым. Мужчины вышли через пару минут и непонимающе уставились на меня.
— Ты-то чего сырость разводишь? — спросил Арслан, спуская ребёнка с рук.
Мирон полез ко мне обниматься и вновь расплакался, чем неимоверно удивил змея.
— Не плачь, мамочка, — всхлипывал ребёнок.
— Не плачу, — в тон ему всхлипывала я.
— Что за массовая истерия с утра пораньше? — возмущался Арслан, поднимая меня.
— Мирон плачет, когда я плачу, — пояснила мужу, вытирая слёзы, — но я уже не плачу, малыш.
— Вот и не плачь, — буркнул сын, и потёр красные глазки.
— Иди умойся, я пока нашу маму успокою, — отправил наг сына в ванную, тот кивнул и ушёл, а муж накрыл мои губы поцелуем, вмиг прекращая поток слёз и вырывая всхлип уже другого характера.
— Мне нужно прогуляться с Демоном, — прошептала я, оторвавшись, ошалев от неожиданности способа успокоения.
— Хорошо, я переодену сына и спущусь к тебе, — ответил змей, поцеловал в лоб и пошёл в ванную поторопить ребенка, а я снова всхлипнула, — Мира, не реви!
— Не реву, — улыбнулась я и повела пса на выход.
— Вот и не реви, — повторил он, и скрылся за дверью.
— Вот и не буду, — ворчала я, подхватывая неторопливого пса.
Стоило мне отпустить пса на бирюзовую травку и выпрямиться, как я наткнулась на грудь белобрысого извращенца, поморщилась и сделала шаг назад.
— Доброе утро, — проворчала крайне не дружелюбным тоном, разглядывая ирлинга.
Блондин был высок, как Велгард, но не так широкоплеч. Русые волосы торчали в разные стороны, не слишком густые брови дугой, высокий лоб, взгляд серых, словно расплавленное серебро глаз, насмешливый и с хитринкой. Нос с горбинкой, чуть пухлые губы, округлый подбородок. Лёгкая небритость вкупе с наглым взглядом делали его опасно красивым. Если от Арслана за версту веяло силой, то тут веяло опасностью.
Возможно, он не так силен, зато возьмёт хитростью, и нужно остерегаться этого товарища и быть крайне осторожной в словах и действиях, — подумалось мне.
— Насмотрелась? — ехидно спросил Хокай.
— Да, — честно призналась, и попробовала пройти мимо.
— Нравлюсь? — он сделал шаг в бок, не давая мне уйти.
— Нет, — нахмурилась я.
— Врушка, — пожурил он и сделал маленький шажок ближе. Я отступила на шаг от него,
— Не убегай, птенчик, не съем.
— А вдруг, — выгнула одну бровь.
Его руки, словно крылья бабочки, нежно и невесомо коснулись моих, отчего по коже побежали мурашки. Но сразу же после такой невинной ласки он жёстко схватил их и притянул меня рывком к себе. Открыв рот, я ахнула и собралась начать возмущаться, как второй раз за день мне заткнули рот поцелуем. Только если поцелуй Арслана был нежным, успокаивающим и ласковым — то поцелуй Хокая кардинально другим — жадным и страстным. Он яростно вторгался языком в рот, слишком порочно и жарко. Мне не хватало воздуха, но и прервать нас я не могла, моё тело просто перестало подчиняться мне, я таяла от такого поцелуя, обнимая ирлинга за шею и также страстно отвечая на поцелуй. В какой-то момент я перестала чувствовать землю под ногами и оторвалась, чтобы понять, что происходит, и с ужасом увидела, что Хокай взлетает, крепко прижимая меня к себе, а внизу стоит злой Арслан.
— Верни меня немедленно на землю! — запаниковала я и сильнее вцепилась в его шею, боясь банально упасть.
— Не сегодня, — хмыкнул пернатый.
— Что значит не сегодня? — возмутилась я, — у меня ребёнок, не смей меня похищать!
Стукнула наглеца по груди и крепче прижалась, так как почувствовала, как съезжаю.
— Поцелуй меня, и я верну тебя к семье, — насмешливо заявил он, разжимая свои объятья.
— Хокай!!! — я перестала чувствовать удерживающие меня руки, обнимая его сильнее и буквально цепляясь за него.
— Да, — прошептал он в ухо и лизнул мочку горячим языком. Я задрожала от страха или желания, не в силах разобрать свои ощущения, и продолжала судорожно сжимать футболку ирлинга, загнанно дыша. Руки мужчины прошлись по моей спине, спустились на попу, и он одним махом раздвинул мои ноги, посадил на себя и потёрся о мою промежность своим орудием труда, стоящим в полной боевой готовности. Как он мог думать о таком, ещё и летать, для меня было загадкой.