Плечи и предплечья — слава Ирландии! — украшали традиционные кельтские узоры, драконы и пики, стилизованные листья клевера, ладьи и луки.
На груди, напоминавшей два перевернутых бронзовых блюда, красовались пантера с оскаленной пастью и голая тетка в тунике. Вокруг пупка шла витиеватая надпись рунами. В паху, повыше черных завитков волос, — замысловатый китайский иероглиф. На левом бедре — ползущий вниз к колену дракон (кстати, выбитый очень искусно и в два цвета). Правое бедро было элегантно прикрыто простыней, как и еще некоторые части тела, впрочем настолько выдающиеся, что тут одной простыней и не обойдешься…
Тетка в тунике явно выбивалась из общего стиля татуировок, и я подошла поближе, чтобы рассмотреть рисунок. Склонившись над бесчувственным телом Джонни Огилви, я внимательно рассматривала бесстыжую бабу, когда поняла, что на меня кто-то смотрит. Оказалось — это Джонни.
Он лежал и совершенно спокойно смотрел на меня, даже не думая прикрыться или с воплем скатиться с постели. В темных глазах плескался смех. Я — ну почему я-то?! — почувствовала, что краснею.
— Извини, но я заинтересовалась твоими татуировками…
— Понимаю, понимаю. Нравятся?
— Не все. Вот с этой теткой как-то непонятно…
— Это одна из первых. Армейская. Разве ты не видела у Пабло такую же? Мы с ним выбили ее после… одного случая.
— А, ну да… я и смотрю, что-то знакомое…
— Только Пабло был куда терпеливее, поэтому она у него с крыльями. Это Фемида.
— Ну да. С крыльями. Фемида. А где повязка на глазах и весы?
— Очень болезненное место. Весы можно и не пережить. Кто ты такая?
— Что?
Джонни вдруг быстро сел, схватил меня за запястье и сильно дернул на себя. Я совершила недолгий и, будем надеяться, грациозный полет, в конце которого очутилась на постели Джонни Огилви в довольно беспомощной позиции. Сам Джонни навалился на меня сверху, и в темных глазах горел очень нехороший огонь… впрочем, меня, развратницу, это мало волновало. Куда интереснее было то, что Джонни почти голый, да и на мне всего лишь легкий сарафан…
— Кто ты такая?
— Сбрендил? Амнезия посетила? Шутки шутишь?
— Я серьезен как никогда. У Пабло нет и не было такой татуировки. Он не переносил боли. Мы с ним хотели выбить одинаковые рисунки, но он отказался на первом же сантиметре.
— Но…
— Подружка Пабло не может знать, кто такая Фемида. Весы, повязка… не тот уровень.
— Я начитанная!
— Похожая на Кармен золотистая блондинка с голубыми глазами? Уставший ангел на кровати в мотеле?
— Что-о?!
— Я, может, и неудачник, но не идиот. Мне тридцать пять лет, я повидал мир и знаю людей. Ты можешь быть кем угодно, но только не уголовницей. Признаюсь, ты сбила меня с толку, когда накинулась на того фотографа…
— Я, понимаешь ли…
— «Замастырить туфту» про документы не говорят. Это значит «ввести в заблуждение следователя». И «фраер» — это гражданский. Про своего брата-уголовника так ни за что не скажут — это оскорбление. Ты знаешь блатные слова, но ты не блатная. Кто ты?
— Джонни, я…
— Ты заняла место Пилар Эстевес, подружки Пабло, матерой уголовницы. Он хотел сказать об этом, но не успел — умер. Ты выбралась из тюрьмы, ты использовала деньги и план Пабло, ты водишь за нос меня — кто ты?!
— Пусти меня, мне больно!
Джонни выпустил мои руки, и я торопливо села, стараясь не смотреть на его крепкую грудь, расписанную синими разводами татуировки. Поправила машинально парик, потом сердито сорвала его с головы. Ну и ладно! Пусть так!
— Я сама хотела все рассказать, с самого начала, но тут все так начало складываться… Я просто растерялась. Испугалась. Я никогда не попадала в такие ситуации, понимаешь?
— Нет, не понимаю.
— Хорошо. Тогда слушай. Меня зовут Джессика Микаэла Каэрвен Гвендолен Мойра Паркер Макфарлан…
Он оказался прекрасным слушателем, ирландец Джонни Огилви. Он ни разу меня не перебил и ни разу не отвел глаз. При этом на его смуглом лице не отражалось ни-че-го — ни осуждения, ни сочувствия. Он просто очень внимательно слушал.
А я сама себе порадовалась. Оказывается, я очень хороший рассказчик. Мне бы книжки писать, вот что! Ей-богу, выберусь отсюда невредимой — начну писать книжки, решено! Да, так о чем я?
Джонни! Он слушал и молчал, а потом я договорила до конца, выдохлась, перегнулась через моего безмолвного слушателя и взяла с тумбочки графин с водой. Выпила почти половину и посмотрела на Джонни.
— Все. Конец истории. Убьешь меня здесь или скинешь за борт?
Он криво усмехнулся.