Те хитро улыбались, глядя на родителей.
– Не знаешь, почему они всегда так веселятся, когда мы целуемся? – невинным голосом поинтересовался он. Улыбнувшись, мама пожала плечами.
Найрон смотрел на отца и мать, думая, что не зря знакомые их семьи не устают повторять, что он их самый общий сын. Вот взять, к примеру, старшего, Корвина. Он в отца: высокий, смуглокожий, с жестким ежиком красных волос и темно карими глазами. Или младших, двойняшек Люциса и Крею. Они невысокие, с перламутровой кожей, голубоглазые и золотоволосые, причем волосы их очень мягкие, шелковистые. В общем, пошли в маму. А он, Найрон, объединил в себе высокий папин рост и жесткость золотых волос, а глаза сиреневые, с возрастом становящиеся все темнее, будто в непонятной пропорции смешали голубой и коричневый цвета.
Правда еще, с неудовольствием вспомнил мальчик, знакомые почему-то говорят, что характером он ни в отца, ни в мать. А силой вообще… Мол, давно не было в их роду низших мыследеев, а тут, гляди ж, растет. После этих слов знакомые, как правило, начинали качать головами и цокать языками, и тихим шепотом, думая, что Найрон не слышит, добавляли: "попомните мои слова, беречь вам его надо, а то пропадет мальчишечка за порогом-то родного дома…".
Только мама не считала его низшим мыследеем.
Открылась входная дверь, и в гостиную, прихрамывая и отряхивая серый плащ из грубо сотканной ткани, вошел Вир. Найрон недовольно оторвал взгляд от рук Корвина, который показывал им фокус с небольшим куском отвердевшей воды. Было так интересно: вода, подчиняясь несложным велениям брата, то становилась шаром, то мутнела и принимала форму бруска, то начинала кружиться на ладони крошечным веселым водоворотом.
Вир – приходящий учитель, готовивший ребят к школе, заинтересованно уставился на ладонь Корвина, и хриплым голосом произнес:
– Я рад, что у тебя получается. Безусловно, ты поступишь в школу средней ступени.
Вир прокашлялся и добавил:
– Ну что ж, вам всем есть чему поучиться у Корвина, а пока я бы хотел позаниматься с младшими. Ты почитай вот это, – Вир протянул Корвину сверток, из которого тот с еле заметным кислым выражением лица достал старую книгу. Она была жутко затертой, и он с трудом вслух прочитал название:
– Вода для начинающих – влияние на форму.
Найрон, Люцис и Крея расселись вокруг Вира на круглых кожаных подушках, тот присел на невысокий табурет и начал вещать. Корвин устроился в углу плетеного из прутьев злиса дивана, и принялся сосредоточенно читать. Найрон отвлекся на него в тот момент, когда Вир в сотый, а может сто первый раз, повторял монотонным голосом:
– Помните, что только сосредоточенная учеба и упорный труд сделают из вас настоящих мастеров-мыследеев. Чем бы вы ни решили заниматься в будущем, какое бы ремесло не выбрали: мебельщика, портного, огнедува или водолея, кулинара или, может быть, воина – ваш успех будет зависеть только от ваших умений. Лишь ваше мастерство во влиянии на живую и неживую природу гарантирует вам будущее и жизнь. Если вы не научитесь хотя бы простым вещам, то за пределами вашего дома долго не проживете.
Вир говорил это из урока в урок, а потом начинал рассказывать и показывать на небольших предметах, как влиять на них. Они уже прошли легкое влияние на воду, заставлявшее ее раскачиваться и выплескиваться из неподвижного сосуда, научились гнуть прутики злиса, которые держал Вир, собирать в шары всякую мелочь… Впрочем, научились младшие, у Найрона ничего не получалось. Он судорожно вздохнул.
Вир всякий раз раздражался на него, начинал возмущенно трясти головой с седеющими космами и резко жестикулировать, пытаясь объяснить, как сделать так, чтобы вода не брызгала фонтаном из сосуда, обливая всех вокруг, прутики не рассыпались в пыль, пачкающую одежду учителя, а всякая всячина не взрывалась во все стороны хламом, при попытке мальчика лишь осторожно собрать ее в шар.
Вот и сейчас учитель начал показывать, как скреплять два лоскутка кожи, и у Люциса с Креей уже немного получалось. Правда, лоскутки их держались вместе лишь пару мгновений, но по сравнению с "успехами" Найрона это было достижением. Он никак не мог соединить их. Вместо этого по краям, к которым он прикладывал мысленные усилия, кожа начинала, тихо шипя, расползаться и плавиться.
– Найрон! – мальчик вздрогнул, и лоскутки мгновенно растеклись в две дурно пахнущие лужицы, – Ты снова не хочешь меня слушать! Я же сказал: ЛЕГКО воздействуйте на краешки лоскутов, приказывая им соединиться!
– Но я так и делал, учитель! – жалобно пробормотал он.