Дом Мацетты состоял из двух белых кубических строений на внутреннем склоне кратера Поллары, крутым обрывом выходившего к морю. Между ними одиноко росло оливковое дерево. Все остальные домики селения Поллары были давным-давно заброшены.
Итак, Ванго и Мадемуазель поселились у Мацетты.
Сам хозяин перебрался в хлев своего осла, находившийся в сотне метров от дома. Вернее сказать, это была просто глубокая впадина в скале, устланная соломой и защищенная от ветра каменной стеной. Мацетта смастерил для осла красивый хомут из кожи и дерева, такой тяжелый, что осел все время клонил голову.
С этого дня и до самой смерти Мацетта ни разу не переступил порог своего бывшего дома. С этого дня Мацетта-нищеброд каким-то чудом ухитрялся содержать своих подопечных, в каждое новолуние оставляя на пороге их дома новенькую золотую монету. С этого дня буйный Мацетта стал более кротким, чем его осел, которого он прозвал Тезоро; и многие люди видели, как он рыдает по ночам на морском берегу.
И за все эти годы Мадемуазель ни разу не удостоила его ни взглядом, ни словом.
Этих двоих связывал какой-то загадочный договор. Договор, не скрепленный словами. Немой договор.
Ванго вырос на склоне этого потухшего вулкана.
Здесь он нашел всё, в чем нуждался.
Его взрастили три кормилицы — свобода, одиночество и Мадемуазель. Им троим он был обязан своим воспитанием. Он получил от них всё, чему хотел научиться.
В пять лет он уже понимал пять иностранных языков, но ни с кем не говорил на них. В семь лет взбирался по крутым скалам, даже не прибегая к помощи ног. В девять — кормил соколов, которые слетались к нему и клевали прямо с руки. Он спал голышом на камнях, пригрев на груди ящерицу. Он свистом созывал к себе ласточек. Он читал французские романы, которые Мадемуазель покупала на острове Липари. Он поднимался на самую верхушку вулкана, чтобы смочить волосы облачной влагой. Он напевал русские колыбельные жукам-скарабеям. Он наблюдал, как Мадемуазель чистит овощи, придавая им безупречную восьмигранную форму, — так огранивают бриллианты. А потом жадно съедал ее волшебную стряпню.
Ванго прожил семь лет в полной уверенности, что ему не нужно ничего, кроме ласковой опеки Мадемуазель, дикой природы острова да солнца и тьмы, сменявших друг друга на его вулкане.
Но то, что произошло с Ванго в десятилетнем возрасте, круто и навсегда изменило его жизнь. Он сделал открытие, после которого обжитый им островок показался вдруг совсем крошечным. Это ощущение вспыхнуло в нем подспудно, словно пожар на дне моря.
Мир заиграл другими красками в его глазах.
Отныне, возвращаясь в свой маленький рай, он уже никогда не сможет удержаться, чтобы не взглянуть поверх скал, поверх самого отдаленного утеса на горизонт, сливающийся с небом.
5
По другую сторону тумана
Эоловы острова, сентябрь 1925 г.
Приключение началось той сентябрьской ночью.
Он услышал крики еще прежде рокота моря.
А ведь море было сильнее всего на свете. Оно с яростью молнии ударяло в прибрежные скалы. Потом, отхлынув, вращалось, как одержимое, и атаковало камни с других сторон, взрываясь с новой бешеной силой. Ванго открыл глаза и понял, что он заснул в выемке скалы. Недавно ему исполнилось десять лет. Теперь он даже не помнил, зачем пришел сюда, на вершину этого утеса, вчера вечером.
А сейчас стояла глубокая ночь.
Он насторожился и услышал новый крик. Нужно было хорошо знать голос моря, чтобы различить в грохоте шторма этот слабый призыв.
Ванго встал и выглянул из своего убежища. Несмотря на ночное время, воздух был пронизан слабым свечением — то ли от вчерашнего заката, то ли от близости новой зари. Далеко внизу виднелись гребни волн — словно ряды штыков, шедших на приступ острова. В грохоте бури мальчику временами чудился колокольный звон. Но все это покрывал своим воем ветер, взметавший в воздух клочья пены.
Вдруг Ванго вспомнил: он пришел сюда, чтобы полюбоваться соколами, парящими в вечернем небе. И, как это часто бывало, здесь же и заснул. У него не было никаких причин спешить домой: Мадемуазель не станет волноваться. Они вместе решили, что она поднимет тревогу лишь в том случае, если он не вернется и на следующую ночь.
Подобную свободу для мальчика, которому едва исполнилось десять лет, все сочли бы немыслимой, безрассудной, но для Ванго этот крошечный островок был чем-то вроде детской. Здесь он находился в такой же безопасности, как любой другой ребенок между своей кроваткой, комодом и ящиком с игрушками.