— Если они боятся простуды, пусть выбирают себе иную профессию. Там их ждут иные бури.
На нижней ступени кардинал остановился.
Он первым заметил странное смятение в толпе.
Что касается звонаря Симона там, наверху, он ничего такого не видел. Положив в кастрюльку яйца, Симон начал считать.
Кто мог бы предсказать, что произойдет за те три минуты, пока будут вариться яйца?
Ровно три минуты — но за это время судьба изменит свой ход.
В кастрюльке уже начинала бурлить вода, и такое же бурление стало захватывать дальние ряды толпы. Девушка снова вздрогнула. Перед собором происходило что-то странное. Кардинал поднял голову.
Два десятка каких-то людей прокладывали себе дорогу в гуще людей. Гул голосов нарастал, то и дело слышались громкие выкрики.
— Пропустите!
Сорок семинаристов не шевелились. Один только Ванго повернул голову, прижавшись щекой и ухом к земле, как делают индейцы апачи. Он видел за первыми рядами зрителей темные силуэты.
Голоса становились разборчивее.
— Что случилось?
— Дайте пройти!
Зрители оробели. Два месяца назад, во время столкновений, на площади Согласия остались десятки погибших и сотни раненых[3].
— Это полиция!.. — крикнула какая-то женщина, стараясь успокоить толпу.
Полицейские явно кого-то искали. Священники пытались утихомирить гомонивших людей.
— Тише… Замолчите!
Пятьдесят девять секунд.
Звонарь, стоя под колоколом, продолжал считать. Он думал о малышке Кларе, обещавшей прийти. Поглядывал на два столовых прибора рядом на ящике. Вслушивался в бульканье воды на спиртовке.
Клирик в белой сутане подошел к кардиналу и что-то шепнул ему на ухо. За ним стоял низенький плотный человек со шляпой в руке. Это был комиссар полиции Булар. Всем было знакомо его лицо: нависшие, как у старого пса, веки, нос кнопочкой и пухлые розовые щеки, а главное, живые, острые зрачки. Огюст Булар. Невозмутимо стоя под апрельским ливнем, он зорко подстерегал малейшее движение молодых людей, простертых на мостовой.
Минута двадцать секунд.
И вдруг один из них встал. Невысокий юноша. Его одеяние насквозь промокло от дождя, по лицу струилась вода. Он развернулся на месте, среди товарищей, по-прежнему недвижно лежавших на мостовой. Со всех сторон из толпы выбрались полицейские в штатском и направились прямо к нему.
Юноша стиснул было кулаки, но тут же уронил руки. В его глазах отражались серые облака.
Комиссар крикнул:
— Ванго Романо?
Молодой человек склонил голову.
В гуще толпы зеленые глаза метались во все стороны, как пара испуганных мотыльков. Что этим людям нужно от Ванго?
И тут юноша встрепенулся. Перешагнув через лежащих, он направился к комиссару. Полицейские медленно двинулись за ним.
На ходу Ванго сорвал с себя белый плащ и остался в черной рясе. Остановившись перед кардиналом, он преклонил колени.
— Простите, отец мой!
— Что ты сделал, Ванго?
— Я не знаю, монсеньор, поверьте мне, умоляю вас. Я не знаю.
Минута пятьдесят.
Старый кардинал тяжело оперся обеими руками на свой посох. Он налег на него всем телом, его рука и плечо приникли к деревянной позолоченной верхушке, как плющ к древесному стволу. Кардинал печально огляделся. Он знал по имени каждого из сорока юных послушников.
— Я тебе верю, мой мальчик, но боюсь, что только я один и верю.
— Это уже много, если вы мне и вправду верите.
— Много, но недостаточно, — прошептал кардинал.
И он был прав. Булар и его подчиненные уже стояли в нескольких шагах от них.
— Простите меня! — снова умоляюще попросил Ванго.
— Что же я должен тебе простить, если ты не сделал ничего дурного?
В тот миг, когда комиссар Булар подошел вплотную и схватил Ванго за плечо, юноша ответил кардиналу:
— Вот что вы должны мне простить…
Он стиснул, как клещами, запястье комиссара, вскочил на ноги, рывком заломил ему руку за спину и отшвырнул в сторону, на одного из полицейских.
Потом, в несколько прыжков, увернулся еще от двоих, которые бросились на него. Третий поднял было револьвер.
— Не стрелять! — рявкнул комиссар, все еще лежавший на земле.
Толпа разразилась громкими воплями, но кардинал одним взмахом руки утихомирил ее.
Ванго стремительно взбежал по ступеням трибуны. Стайка мальчиков-певчих с криками рассыпалась на его пути. Полицейские словно угодили на школьный двор: куда ни поверни, они спотыкались о ребенка или получали под дых удар чьей-нибудь белокурой головки. Булар крикнул кардиналу:
3
Имеются в виду стычки между представителями политических партий Франции — крайне правых («Аксьон франсез») и левых (Народный фронт).