Но Ванго оказался той песчинкой, что угодила в этот механизм.
О невидимом монастыре не знал никто, кроме папы, который и благословил Зефиро на его основание, и еще около десятка доверенных людей в Европе и на других континентах.
Соблюдение этой тайны было вопросом жизни и смерти для Зефиро и его братства.
Появление Пиппо Троизи могло бы нарушить их уклад, но, выслушав длинный рассказ о его злоключениях, монахи решили оставить беднягу у себя. Подробное описание ужасной Джузеппины повергло невидимых братьев в дрожь и одновременно позабавило.
Пиппо присвоили титул «супружеского беженца», сочтя, что он чудом спасся от гибели.
Узнав, что его приняли в обитель, Пиппо запрыгал от радости. Ему казалось, что он попал в рай. Прямо и непосредственно.
Однако первый же день пребывания чуть не обернулся для Пиппо Троизи катастрофой. Он дерзнул не прийти на утреннюю мессу.
В половине седьмого утра он еще сладко спал, как вдруг Зефиро, выйдя из часовни, наполнил ведро водой из цистерны и вылил его на голову несчастного послушника.
— Значит, мы любим поспать, братец Пиппо?
С того дня Пиппо, доселе ни разу не переступивший порога церкви, уже в пять часов утра являлся в часовню, преклонял колени на низкой скамеечке и сосредоточенно молился, набожно сложив руки. Зефиро полюбил Пиппо. Его забавлял вид толстяка, когда тот усердно шевелил губами во время пения латинских псалмов, делая вид, будто они ему знакомы. А Пиппо тем временем бормотал себе в бороду матросские, довольно-таки непристойные песенки, например: «У нее, у Грациеллы, всё на месте, сиськи белы…»
А вот вторжение Ванго озаботило падре гораздо сильнее.
Зефиро наблюдал за ним уже три дня.
Ванго начал оправляться от удара и все чаще выходил из кухни. Он внимательно следил за жизнью монахов, за каждым их шагом. Как-то раз его обнаружили на крыше часовни, где он слушал вечерние песнопения.
Историю Ванго Зефиро узнал от Пиппо Троизи, который рассказал о таинственном происхождении мальчика и о его воспитательнице. Все это очень заинтересовало падре.
Он не мог оставить Ванго в монастыре.
Но как сохранить тайну Аркуды, выпустив его на волю?
Зефиро так глубоко задумался, что не услышал стука в дверь. В комнату вошел Марко, брат-кухарь.
— Падре…
Зефиро на минуту отвлекся от своих мыслей.
— Да?
Последующий разговор между мужами Церкви, должно быть, заставил покраснеть от стыда их ангелов-хранителей.
— Я нашел для вас матку, — сообщил брат-кухарь.
— Матку?!
И Зефиро тщательно прикрыл дверь кельи.
— Это правда? У вас есть матка для меня?
— Да, падре, я почти уверен, что есть.
Зефиро оперся рукой о стену: казалось, он сейчас потеряет сознание.
— Так вы почти уверены? Или просто уверены?
Кухарь пролепетал, безжалостно теребя свои и без того сломанные очки:
— Ну… скорее почти уверен…
— Ну, такой веры мне мало! — отрезал Зефиро.
В устах человека, избравшего веру смыслом своей жизни, подобные слова звучали просто кощунственно[18]. Зефиро тотчас же осознал это. И поспешил исправить дело, пока ангел-хранитель за его спиной не успел разгневаться.
— Поймите, брат Марко… — продолжал он.
Теперь они оба говорили почти шепотом.
— Я так долго искал матку…
— О, я понимаю, падре. Вот почему и пришел к вам рассказать. Я верю… То есть я думаю, что, коли вы захотите, она будет здесь уже через несколько дней.
На сей раз Зефиро побледнел. И пробормотал с улыбкой:
— Через несколько дней… Моя матка… О Боже! Моя матка!
— Но есть одно условие.
— Какое?
— Вы должны отпустить мальчика.
Зефиро впился глазами в брата Марко, в его хитрую обезьянью мордочку.
— Мальчика?
— Да, малыша Ванго. И прямо сегодня.
Зефиро сделал вид, будто уступает, повинуясь силе. На самом же деле он был готов на все что угодно.
— Это шантаж?
— Вроде того.
— Ладно. Пусть уходит.
— Это не всё… Потом вы разрешите ему вернуться.
Падре Зефиро подскочил от изумления.
— Что-о-о? Вы с ума сошли!
— Не будет Ванго, не будет и матки.
— Вы спятили, братец?
— Отнюдь нет. Один только Ванго знает, где она находится. Он-то и доставит ее сюда.
Теперь разговор двух монахов достиг такого накала, что осталось лишь одно средство привести в чувство их ужаснувшихся ангелов-хранителей, распростертых без чувств на полу с нимбами набекрень.
18
Игра слов: французский глагол