— Какая-то проблема, командир?
Но командир его уже не слышал.
— Проблема, господа?
Макс Грюнд указал Леману на элерон, покрытый серебрянкой.
Леман сделал вид, что не понял.
— Вы разве не замечаете, что там чего-то не хватает? — грозно спросил гестаповец.
— Нет.
— В самом деле?
— В самом деле.
— Берегитесь, командир!
— Да я вас уверяю, что…
И тут лицо Лемана прояснилось. Он обернулся к гестаповцам.
— Ах, вот в чем дело! Господа, я, кажется, знаю, что вы ищете. Вы ищете…
И он нарисовал в воздухе свастику.
— Вы ищете…
И он выбросил руку вперед, изображая нацистское приветствие.
— Вы именно это искали?
Гестаповцы начали закипать. А Леман продолжал:
— Если я правильно понял, господа, вы еще новички в своем деле. Вы допустили грубую, но вполне простительную ошибку. Это… то самое…
Он снова резко вскинул руку.
— Оно находится совсем в другом месте…
И он сделал многозначительную паузу. Эккенер пришел в себя и с беспокойством слушал своего помощника.
— …вернее, с другой стороны.
— Что-что?
Грюнд ошеломленно смотрел на Лемана.
— Я повторяю: это, конечно, забавно, но вполне естественно, что вам неизвестно постановление Министерства воздушного флота, строго предписывающее размещать крупное изображение каракатицы, которую вы ищете, на левой стороне элерона.
Эккенер попытался знаком остановить капитана Лемана. Зачем он усугубляет ситуацию?! Леман явно не знал, чем занимался вчера вечером его командир, работая большой малярной кистью.
— Следуйте за мной, господа, — сказал капитан, игнорируя испуганные знаки Хуго Эккенера. — Идите сюда, я вас сейчас удивлю.
«На свою беду, я даже не знаю, кто из них троих удивится сильнее прочих…» — подумал Эккенер, глядя вслед удалявшейся троице. Зайдя с левой стороны, они подняли головы и стали рассматривать элерон дирижабля.
Эккенер отвернулся, но вдруг услышал дробный топот приближавшихся шагов.
— Герр доктор Эккенер…
— Да?
Перед ним стоял Макс Грюнд с перекошенным лицом. Он не произнес ни слова и только подозвал жестом своего коллегу.
— Heil Hitler! — прокричали они в унисон, выбросив вперед правую руку.
Объясняться было бесполезно. Эккенер шагнул к ним.
— Я иду с вами, господа.
— Мы обойдемся без вашей иронии, командир. Заверяем вас, что наш информатор будет повешен.
Эккенер вздрогнул от изумления.
— До свидания, командир, — сказал Грюнд.
— До свидания.
Гестаповцы вышли из ангара. Хуго Эккенер, так и не уразумев, что произошло, повернулся к Леману.
— Капитан?..
Первой реакцией Лемана была сконфуженная улыбка. Хуго Эккенер вгляделся в лицо своего помощника. Он уже начал понимать. Капитан Леман сказал со смущенной гримасой, извиняющимся тоном:
— Я ведь докладывал вам сегодня утром, что приказал произвести кое-какие работы в хвостовой части до вашего прихода.
Экенер медленно опустил голову, потом снова пристально взглянул на капитана.
— Да, верно. Я совсем забыл. Спасибо, капитан. Можете вернуться к пассажирам. Автобус из «Кургартена», наверное, уже прибыл.
Капитан кивнул и удалился.
— Капитан Леман!
— Да?
— Который час?
— Пять двадцать пять, командир.
— Двадцать пять?
— Да, командир.
— Капитан…
— Да?
— Пожалуй, не стоит рассказывать другим о том, что здесь было.
Леман недоуменно сдвинул брови.
— Что здесь было? Но… скажите мне… Разве что-то было, командир?
У Эккенера потеплело на душе. Вот за это он и любил человечество.
Посадка на рейс «Графа Цеппелина» вполне заслуживала отражения в светской хронике центральных газет Берлина, Парижа или Нью-Йорка. Здесь, в одном месте и в одно время, можно было увидеть целую плеяду блестящих личностей, поднимавшихся по трапу; каждый из этих людей мог бы стать героем нескольких пикантных строчек репортажа, благодаря своей подлинной или мнимой значимости.
Фетровые шляпы от лондонского «Кристис», платья от Жана Пату, чемоданы из Ошкоша, штат Висконсин, улыбки с киностудии братьев Пате — чего здесь только не было!
Дипломаты, промышленники, писатели, эксцентричные знаменитости, политики, ученые, денежные мешки и начинающие артисточки — все они горели одним общим желанием: попасть в Мечту или в Историю с большой буквы. Сегодня утром их было семнадцать. Каждого пассажира взвешивали вместе с его багажом, чтобы проверить, не превышает ли он дозволенную норму. Это походило на веселый скотный рынок, благоухающий тонкими духами и лакированной чемоданной кожей.