— Откройте им. Пускай ночуют хоть в сортире.
И велел принести лестницу из ангара.
Двое агентов поднялись на борт, и Эккенер узнал в них Макса Грюнда и его спутника Хайнера. Лестницу убрали, люк задраили.
— Давай! — приказал командир.
И цеппелин взмыл в небо под восторженный рев толпы. Под грузной тушей аппарата заработали, один за другим, двигатели. Теперь светились только передние окна гондолы. Остальная масса дирижабля выглядела темно-фиолетовой тучей в ночном небе.
В эти минуты леди Драммонд-Хей записывала в блокноте своим изящным почерком: «Земля удаляется. Началась мечта. С высоты Боденское озеро кажется зеркальцем в темной комнате. Мы летим!»
А повар Отто плакал горючими слезами, упершись лбом в кафельную стену своей кухни.
Капитан Леман с тревогой глядел вслед удалявшимся полицейским машинам, которые сверху казались крохотными светящимися точками.
Толстяк коммерсант во всю глотку распевал оперные арии в коридоре возле кухни, вдыхая аромат свежеиспеченных булочек:
— Попутный ветер, дуй сильнее в паруса! За морем ждет меня к себе моя краса…
Внезапно он умолк. За спиной он услышал голос Эккенера, который шел навстречу двум полицейским.
— Вы хотели со мной поговорить, господа?
— Да, командир. Мы здесь не только для того, чтобы контролировать ваш маршрут. Мы располагаем еще и секретной информацией.
Эккенер стоял с каменным лицом. Макс Грюнд угрожающе взглянул на него.
— Герр Эккенер, на борту этого цеппелина находится нелегал.
11
Нелегал
— Всего один? Я-то вижу перед собой двух нелегалов, господа! — ответил Эккенер, оглядывая гестаповцев с головы до ног. — Господин Кубис укажет вам, где вы будете ночевать. Это единственное свободное место, которое мы можем вам предложить. Вы уж извините, там скверно пахнет, так как мы не выбрасываем мешки с отходами и грязную техническую воду, чтобы не облегчать аппарат… Мы вообще ничего не выбрасываем, и это единственная причина, по которой я оставляю вас на борту!
Злые шутки Хуго Эккенера звучали натянуто, они были ему несвойственны. Он слишком разговорился и сознавал это.
Откуда им стало известно о присутствии Ванго? Это же невозможно! Эккенер ничего не понимал. Макс Грюнд пристально смотрел на капитана, словно угадывая его мысли.
— Господин Эккенер…
Но полицейскому не удалось договорить: жизнерадостный немец-коммерсант протиснулся между ними, снова напевая мелодию из «Летучего голландца» Вагнера.
— Па-пам! Па-па-а-а-а-ам!
Певец умолк на минуту и спросил:
— А вы разве еще не проголодались?
Он обращался к полицейскому Хайнеру, но тот сухо велел ему пройти в кают-компанию.
— Ах вот что, вы тут секретничаете! — воскликнул толстяк, хитро подмигнув.
И с хохотом распахнул дверь.
Грюнд, злобно ощерившись, обратился к командиру:
— Я требую, чтобы вы предоставили нам полную свободу при обыске цеппелина. Будьте любезны выделить для нас проводника.
— Интересно, почему вы все-таки разрешили взлет? — поинтересовался Хуго Эккенер.
— Потому что с высоты триста пятьдесят метров сбежать некуда, командир. Вдобавок времени у нас предостаточно, я полагаю…
И Грюнд взглянул на часы.
— О, целых семьдесят два часа до приземления.
В этот момент появился метрдотель Кубис.
— Покажите этим господам их каюту, — распорядился Эккенер, указав своему помощнику выбранное им помещение.
Кубис удивленно воззрился на него.
— Именно эту?
Эккенер кивнул. Кубис вытащил из жилетного кармана бельевую прищепку и надел ее на нос.
— Я провожу вас, господа, — сказал он гестаповцам с сияющей улыбкой.
Задача Грюнда и Хайнера была гораздо сложнее, чем это казалось на первый взгляд.
Главная проблема состояла в присутствии на борту семнадцати пассажиров и тридцати девяти членов экипажа. Как распознать нелегала среди нескольких десятков человек, которые снуют по коридорам взад-вперед? Однако Грюнд обладал острым умом и безошибочной, фотографической памятью. Через несколько часов он уже помнил лица всех пятидесяти шести обитателей дирижабля.
Не желая обременять себя именами, он присвоил этим людям номера. Эккенер шел под номером 1, леди Драммонд-Хей — под номером 56. Эту манию нумеровать всё и вся Макс Грюнд сохранял все последующие десять лет, которые привели его на вершину власти и низвергли в бездну ужаса.
Стоит избавиться от имен, как все выглядит гораздо проще. Никакие чувства сюда уже не примешиваются.