На пороге стоял Ноль-без-палочки. Его одежда была разорвана, правое ухо кровоточило. Но он как будто не замечал этого и старался держаться как можно более естественно и непринужденно. На его лице блуждала идиотская улыбка, одну руку он держал в кармане, а второй помахивал из стороны в сторону, словно хотел сказать: не обращайте на меня внимания!
Прихрамывая, он подошел к своему шефу и что-то шепнул ему на ухо. Никто из окружающих его не услышал. Макс Грюнд легонько подтолкнул его к двери, и они оба вышли. Эккенер извинился перед пассажирами и догнал полицейских в коридоре.
— Что случилось? — спросил он.
— Мы засекли вашего нелегала. Агент Хайнер его нашел.
— Я заметил, что кто-то в темноте поднимается по лесенке, окликнул его несколько раз, но он не ответил. Он явно пытался удрать через верхний люк.
— Разве там наверху есть какой-то люк? — спросил Макс Грюнд.
— Да, — неохотно ответил Эккенер. — Через него выходят наружу, чтобы залатать обшивку цеппелина.
— Но этого люка нет на моем плане.
— Плевать я хотел на ваш план. Мое дело — заниматься дирижаблем, а не вашими бумажонками.
И Эккенер обратился к Хайнеру:
— Где он сейчас?
— Я его оглушил, он валяется там, на полу, возле винной кладовой.
— Он сопротивлялся?
— Я успел схватить его за ноги, когда он уже влезал в люк. Он кричал, что ему лучше умереть. Мы схватились…
«Бедный малыш», — подумал капитан и сказал вслух:
— Я хочу его видеть.
— Вы его увидите только с моего разрешения! — рявкнул Грюнд.
— Тогда я вас немедленно высажу.
— Я представитель полиции рейха!
— Да, но мы сейчас в Италии, уважаемый. И ваш рейх здесь бессилен. По крайней мере сейчас.
Максу Грюнду стало не по себе: этот старый псих вполне мог осуществить свою угрозу. Поколебавшись, он сказал:
— Я вижу, вас очень заботит этот человек. Хочется верить, что это не вы помогли ему проникнуть в дирижабль, командир. Ладно, ведите нас, Хайнер.
Через минуту они добрались по узкому переходу до площадки. В полумраке виднелось тело человека, лежавшего лицом вниз. Эккенер поднимался последним.
— Вы его знаете? — спросил Грюнд.
Да, командир Эккенер узнал его даже в темноте.
— Так вы знаете этого человека? — выкрикнул Грюнд.
— Да, — сознался Эккенер, — я его знаю.
— Кто же это?
Капитан вытер платком взмокший лоб.
— Это мой повар Отто Манц. Ваш помощник вырубил моего повара.
Макс Грюнд перевернул безжизненное тело.
И верно, это был номер 39, шеф-повар цеппелина.
Эккенер схватил Франца Хайнера за шиворот.
— Вон отсюда! Приведите доктора Андерсена и четырех человек, чтобы перенести Отто вниз!
— А вы, — продолжал он, повернувшись к Грюнду, — вы отныне будете делать только то, что я прикажу. Поскольку вы находитесь в моем цеппелине.
На это Макс Грюнд ответил с напускной кротостью:
— «Граф Цеппелин» принадлежит фюреру и Третьему рейху. Вы здесь не хозяин. Я могу раздавить вас, как старую собаку на шоссе.
Эккенер оцепенел от этой дикой злобы. Значит, отныне все порядочные люди стоят не больше, чем раздавленная собака на обочине?
— Вы…
Капитан даже не смог продолжить.
— Вы…
Тут он был беспомощен. Он не умел говорить на таком языке. Макс Грюнд засмеялся Эккенер впервые видел его смеющимся, — подошел к нему и потрепал по щеке:
— Ну вот, теперь, я вижу, ты понял.
С этими словами гестаповец отвернулся от командира и спустился в пассажирскую гондолу.
Отто Манц медленно приходил в себя.
Эккенер, с комком в горле, наклонился к нему.
— Все будет хорошо, Отто. Сейчас вас перенесут в офицерскую каюту. Но скажите, что вы тут делали?
— Леди…
Эккенер насторожился.
— Я решил умереть. Выбраться наружу и броситься в пустоту.
— Ну-ну, все обойдется, старина, — утешил его капитан.
— Леди… — повторил Отто. — Она меня не узнала!
Эккенер с улыбкой потер щеку.
— Ах вот оно в чем дело…
— Леди…
— Вам больно?
Отто не отвечал, и Эккенер заговорил сам:
— Вы слишком много работаете. Я тут было подумал, не дать ли вам в помощь какого-нибудь парня, чтобы помогал в кухне? Но в конечном счете понял, что это невозможно.
Отто жалобно простонал и повторил:
— Она меня не узнала!
Командир вздохнул.
— Ох уж эти женщины, старина… эти женщины…
Странное дело: неожиданно на обоих снизошел покой. Двое мужчин, оскорбленных, униженных, беседовали, как близкие друзья, сидящие ночью, под звездным небом, где-нибудь на полянке. Они обменивались обычными, банальными словами. Но иногда и банальность лечит душу.