Спустя пять секунд комиссар уже стоял на противоположном тротуаре.
Никого.
Булар яростно пнул фонарный столб и, прихрамывая, поспешил обратно в ресторан. Поднявшись на второй этаж, он ворвался в кухню, схватил за шиворот шеф-повара, вытащил его в зал и ткнул носом в аккуратную горку безупречно очищенной картошки.
Повар водрузил на голову упавший колпак, взял одну картофелину, повертел ее в пальцах, изучая опытным глазом знатока, поискал огрехи, но таковых не обнаружил.
— Прекрасно! Восьмигранная очистка — лучше не сделаешь! Этот парень — настоящий талант.
— Кто он — этот чистильщик? — вопросил Булар.
— Я… Понятия не имею. Но мне хотелось бы его вернуть. Да вы не беспокойтесь, он же не уйдет, не получив платы. И тогда вы сможете сказать ему все, что думаете о его восьмигранной очистке…
Булар через силу улыбнулся.
— Ну да, конечно… И давно вы знаете этого виртуоза очистки?
— Нет. По субботам, когда у нас наплыв посетителей, мы нанимаем поденщиков на Центральном рынке, возле церкви Святого Евстафия. Там я его и нашел сегодня вечером, часов в девять. Но я не знаю, как его зовут.
Булар в ярости опрокинул стол вместе с драгоценной пирамидой восьмигранной картошки.
— Ну, так я вам сообщу, как его зовут. Это Ванго Романо. Вчера ночью он убил человека.
3
Паранойя
Черноморское побережье, Сочи, той же апрельской ночью 1934 г.
Маленькая оранжерея, притулившаяся к просторному дому, светится, как хрустальный фонарь. Вокруг все погружено в темноту. Не видать вооруженных охранников, засевших на крыше здания и на ветвях деревьев. Снизу, из лощины, доносятся вздохи морских волн.
Три керосиновые лампы, свисающие с потолка, среди орхидей, освещают человека, похожего на садовника. Он подстригает апельсиновые деревца в кадках.
— Иди-ка ты спать, Сетанка… Сетаночка моя.
Его голос звучит ласково. Сетанка делает вид, будто не слышит. Ей восемь лет. Сидя на полу в ночной рубашке, она пускает по воде в лейке длинные, узкие, как лодочки, семена.
Снаружи мигает фонарик. За дверью оранжереи маячит встревоженное лицо. Кто-то стучит в стеклянную створку.
У садовника слегка вздрагивают усы. Не отзываясь на стук, он продолжает свое дело.
Посетитель подходит к апельсиновым деревцам.
— Есть новости из Парижа, — говорит он.
Садовник даже не поворачивает к нему головы. Но в его сощуренных глазах угадывается легкая усмешка.
— Правда, новости неважные, — уточняет человек.
На сей раз взгляд садовника пронизывает вестника насквозь; его голубые глаза холодны, точно байкальский лед.
— Наш Птенец… — говорит вестник, отступив назад. — Птенец упорхнул. Даже непонятно как…
Садовник посасывает палец, из которого сочится кровь: он поранил его медными ножницами.
Девочка у его ног больше не играет. Она слушает.
Вот уже несколько лет она слышит о Птенце.
К ее отцу приходит много людей, и все они ведут разные непонятные разговоры, но ее интересует один только Птенец.
Девочка напридумывала множество историй про этого Птенца. Вечерами она грезит о том, как он летает по ее комнате, как она греет его в ладонях, прячет у себя в постели.
— Борис стрелял с близкого расстояния, — продолжает человек. — Но Борис обещал разыскать его. Иначе этим займется французская полиция.
Потом человек долго молчит. Спиной он чувствует сквозняк от двери. И когда садовник наконец отворачивается, побледневший вестник выходит, аккуратно притворив за собой прочную застекленную дверь.
Свет его фонаря исчезает во тьме.
Тоненький детский голосок спрашивает:
— Про какого это птенца он говорил?
Садовник по-прежнему стоит неподвижно.
— Иди спать, Сетанка.
На этот раз девочка встает, целует отца в густые усы, как и каждый вечер. И что-то шепчет ему на ухо.
Затем удаляется в своей белой ночной рубашке, взмахивая на ходу руками, словно крыльями.
Садовник вонзает ножницы в стол. Мыслями он далеко отсюда.
Он уже забыл, что прошептала ему дочь.
«Не нужно стрелять в птенцов».
Так она сказала.
Если бы она знала…
Париж, в это же время
Ванго пробирается по крышам Парижа. Ему до мелочей знакомы воздушные пути между кармелитской семинарией и Люксембургским садом. Он может пройти по этому маршруту, почти не ступив на землю. Он знает, что полиция устроила засаду перед семинарией и ждет только его появления.