А июль истекал уже через несколько часов.
— Новостей от З. нет?
Булар адресовал этот вопрос своему подчиненному, который не отрывал глаз от Виктора.
— Нет, — ответил Авиньон.
— Если он не приедет, я не знаю, что сделаю.
Но вы как будто были уверены в этом господине З.?
Комиссар покачал головой.
В любом случае мы не сможем долго задерживать Виктора, — сказал он. — Если З. не приедет, чтобы опознать его, все будет кончено. Завтра его придется освободить. Слишком уж сильно на нас давят сверху.
— Да, министр опять звонил сегодня утром.
— Знаю. Они все боятся Виктора Волка.
Авиньон добавил:
— Советник министра как раз и сказал, что ему известно о некоем Гастоне Баливере, торговце бобровыми шкурками, который по ошибке был арестован на французской границе, и канадские власти требуют его освобождения как своего подданного.
Разъяренный Булар едва не подавился бутербродом.
— Никакой он не Баливер! Его зовут Виктор! И Канада ничего такого не требовала! У меня есть доказательства, что его паспорт — фальшивка. Настоящий Гастон Баливер умер двенадцать лет назад, поскользнувшись в собственной ванной. Я абсолютно уверен, что человек, который сидит там, в кресле, — Виктор Волк. И министр в этом убежден так же, как я. Но поскольку Виктор купил половину президентов мира, задарив их антверпенскими изумрудами и рубинами, они все забеспокоились. Еще бы — в будущем году они рискуют лишиться своих отпусков…
Виктор Волк, отделенный от беседующих стеклом тройной толщины, не мог слышать их разговора. Тем не менее он с легкой усмешкой глядел именно в сторону Булара, который бурно жестикулировал в темноте.
Этель сидела, чинно сложив руки на коленях, в просторном зале ожидания полицейской префектуры.
Здесь было много народу и много суматохи. Присутствие Виктора Волка в недрах этого здания обязывало к многочисленным мерам предосторожности. Люди нервничали. Посетителей принимали с большим опозданием.
Этель рассматривала собравшихся.
Ожидающие представляли собой довольно пеструю компанию: женщина с тремя детишками, адвокат, сосавший персиковую косточку, контролер метро, рыжий мужчина, который читал с затычками в ушах, чтобы не слышать шума, каменщик, зажавший в руке розовую повестку, которую он совал всем подряд, прося растолковать ему содержание, обворованные туристы, ограбленные обыватели, вдовы убитых, дряхлые старики, которые, судя по их виду, сидели тут еще с прошлого века, и, наконец, импозантный человек в строгом костюме, с чемоданчиком у ног, на котором было написано «Дератизация[40]. Смерть крысам: быстро и эффективно».
Этель бросила взгляд на стенные часы. Она в очередной раз сообщила своим «покровителям», что едет навестить тетушку на остров Сите.
После знаменательного вечера в театре Кэмероны очень изменились. Они ни единым словом не попрекнули ее за внезапное исчезновение во время антракта на «Ромео и Джульетте». Их вполне удовлетворило ее объяснение, что она неважно себя почувствовала и вышла на улицу, чтобы выпить в кафе на углу сладкого лимонада.
Услышав, что ей стало дурно, старшие Кэмероны ответили, понимающе подмигнув сыну:
— Наверное, это от волнения.
А бледный Том стоял рядом с Этель, и ему хотелось провалиться сквозь землю.
Этель записалась на прием к Булару. Она знала, что он вернулся в Париж. Дежурный полицейский подтвердил ей это.
Только что он выкрикнул чью-то фамилию. При каждом вызове рыжий человек, сидевший напротив Этель, аккуратно вытаскивал затычки из ушей, вставал, клал на стул раскрытую книгу, чтобы не потерять свое место и, одновременно, нужную страницу, и подходил к полицейскому.
— Кого вы сейчас вызвали?
— Мадам Пуаретт!
— А… Ну, это не я. Благодарю.
И он снова усаживался, затыкая уши восковыми пробками.
Мужчина с чемоданчиком дератизатора сидел рядом с Этель. И каждый раз они оба дружно посмеивались над рыжим, словно дети над клоуном.
Этот мужчина не очень-то походил на дератизатора.
Вошел еще один полицейский и стал обходить зал, разыскивая кого-то. Наконец он остановился перед соседом Этель.
— Это вы «месье-смерть-крысам»?
— Да, я.
— Вас вызовут через десять минут. Комиссар недоволен. Говорит, что сегодня неподходящий день, и кроме того, его не поставили в известность. Но лично я просто счастлив, что вы здесь.