Философия вызывала такое громадное уважение в прошлом и столь часто наталкивается на презрение сейчас вовсе не из-за прогрессивности века, в который мы живем, будто бы более не нуждающегося в ней. Дело в том, что она и правда стала смешной и не из-за того, что изрекает нелепицы – что, впрочем, не редкость. Она предает свое существо, когда перестает быть практикой жизни, предает свое назначение, и это чувствует даже простой человек, кривящий губы в пренебрежении пустыми разглагольствованиями. Тот же самый индивид, справедливо осуждающий праздную игру понятиями, может считать вздором представления Сократа или глубоко ошибочными построения Будды. Но вот презирать этих людей и их жизненный путь у него едва ли получилось бы, в особенности, если бы он столкнулся с ними в действительности, соприсутствовал при их жизни. Их выкованная напряжением воли личность, их внутренние достижения, верность себе, честность поисков истины и служение всеобщему благу вызывают благоговение вне зависимости от нашего согласия или несогласия с ними.
Поскольку всякий человек опирается в своем поведении не только на инстинктивные алгоритмы, но и на широкий набор сформированных в течение жизни программ. Даже если он никогда не открывал книги, то все равно имеет внутри себя систему координат и ориентиров, ту грубо размеченную карту действительного мира, которая и является его мировоззрением. Наш вид, человек разумный, с полным правом может называться homo philosophicus – человек философствующий – в силу того, что эти две характеристики, в сущности, тождественны. Каждый из нас обладает разумом, но мы сильно разнимся в том, сколь хорошо его применяем. Равным образом перед человеком никогда не встает вопрос, заниматься ли ему философией, то есть постигать ли ему науку и искусство жизни. Вопрос только в том, насколько он будет в этом умел и сознателен.
Единственная возможность формировать свое поведение преимущественно изнутри ориентиров, рожденных нашим умом или по крайней мере тщательно им проверенных. Когда мы отказываемся критически исследовать и перестраивать руководящие нами принципы и ценности, конструировать собственную картину мира, мы не облегчаем себе жизнь. Это лишь означает, что нас приводят в движение шаблоны, загруженные из социокультурной среды, и вероятность, что они нам полезны, исчезающе мала. Мы тогда являемся даже не индивидами, а просто голограммами и отражениями окружающей реальности, слепленными по единым образцам. В нас весьма мало «Я» и очень много «Других».
Человек, для которого философия не есть целенаправленная практика, просто не в состоянии выяснить, чьим интересам он в действительности служит, марионеткой каких экономических, политических и идеологических сил является. Он не сумеет ни задать этого вопроса, ни тем более найти ответа и пребывает в иллюзии, что стремится к собственному благу. Он не имеет привычки к исследованию своего программного кода, слеп к его содержанию и потому бессилен его поменять.
Считать, что подобные перемены невозможны, означает впадать в большое заблуждение. Уже начальных знаний истории и нейробиологии достаточно, чтобы увидеть, что и среди мощнейших биологических алгоритмов поведения непросто найти то, что не могло бы быть преодолено сознательным усилием или культурной надстройкой. Стремление к продолжению рода, сохранению жизни, к питанию – все вшитые в нас базовые потребности со сравнительной лёгкостью корректируются или вовсе отступают перед волевым решением. Пластичность же выработанных в течение жизни программ еще выше, чем у биологических, потому ничто не мешает нам освободить свое сознание от идеологических вирусов и пороков восприятия, если мы всерьез за это беремся.
Мы привыкли ожидать от мудрости, что она непременно снабдит нас замысловатыми откровениями, которые раскроют нам глаза и поразят как удар молнии. Человеческая природа, однако, не претерпела никаких изменений за последние тысячи лет, и потому неизбежно, что многие справедливые мысли о ней уже были столько раз высказаны. Нам следовало бы опасаться как раз подчеркнуто новых идей. То, чего мы так или иначе не знаем, не носим уже в себе, скорее всего, бьёт мимо цели.