Выбрать главу

Никаких следов. Никаких видимых шрамов. Никаких признаков того, что она что-то принимает таким способом.

Потом я замечаю еще кое-что. На ней такая же футболка, как и у Леви. Такая же, как и у Дасти и остальных ребят из фирмы Леви, которых я видела на съемочной площадке. Нагрудный карман гордо венчает логотип «Восточного побережья». И когда еще одна деталь встает на место, я снова и снова чувствую пинки ботинка Терри со стальным носком.

Только на этот раз пинает не Терри.

Я перевожу взгляд на Леви.

— Она работает у тебя? — тихо спрашиваю я, и он снова кивает. — С каких пор?

Он сглатывает, прежде чем ответить, но это единственный признак того, что он обеспокоен моей реакцией. Его глаза остаются сосредоточенными на мне, лицо — суровым, а поза — неподвижной. Ни намека на стыд или раскаяние.

— После урагана.

Я моргаю, избавляясь от слез. Это похоже на предательство. На ложь или злонамеренно хранимую тайну. Она работает на него уже два года.

Два. Года.

Моя мать была частью жизни Леви. Частью жизни Бринн. И сейчас я, как никогда, чувствую себя аутсайдером. После всего, через что меня заставила пройти моя мать. После того, как она стала причиной моего вынужденного побега. После всего этого Леви дал ей работу? Впустил ее в свою жизнь?

Моя мать была врагом. Злодейкой. У нее не должно быть доступа к тому, чего я хотела больше всего, но не могла получить.

— Почему? — спрашиваю я Леви, но он не отвечает. Я понижаю голос до шепота. — Как ты мог?

Я поворачиваюсь и ухожу, молча проносясь мимо матери и Бринн. Быстро иду к машине, но когда достигаю ее, Леви оказывается прямо позади меня.

— Саванна, подожди, — зовет он, и я поворачиваюсь к нему.

— Она превратила мою жизнь в ад, Леви. Ставила меня в ситуации, которые мне так сильно навредили, что я до сих пор не оправилась. Ты сказал, что это я оказываю плохое влияние. Что тебя беспокоит мое присутствие рядом с Бриннли. Но против моей матери ты ничего не имеешь? Ты забыл, кто она? Забыл, кто, черт возьми, сделал меня такой? Как ты мог так поступить?

Он должен быть на моей стороне. Мой враг — его враг. Как он мог подружиться с ней?

— Все не так просто.

— Все просто, — выдавливаю я. — Все очень просто. Она была ужасной матерью. Она сделала меня несчастной. Меня избивали, а она просто позволяла это, потому что больше заботилась о своем кайфе, чем о том, чтобы быть родителем. Терри ей был важнее родной дочери. Он бы изнасиловал меня, и она бы ему позволила. Я это знаю. А ты просто…

Что мне сказать? Он простил ее за то, что она со мной сделала? Как он мог ее простить? Это не ему решать.

— Ты должен был быть на моей стороне, — шепчу я сквозь стиснутые зубы.

Я не знаю, какая эмоция сильнее: гнев или печаль. Леви подходит ближе, пока я не прижимаюсь спиной к машине, и медленно поворачивает мою бейсболку козырьком назад. Затем снимает с меня солнцезащитные очки и кладет их на крышу машины, так что наши взгляды встречаются. Он берет меня за руки и притягивает их к своей груди. Я чувствую ровное сердцебиение, когда он прижимается лбом к моему лбу.

— Я всегда был на твоей стороне. Всегда.

— Тогда как ты мог так поступить? — Я толкаю его в грудь, но он твердо стоит на ногах. — Как ты мог простить ей то, что она сделала со мной?

— Все не так, Саванна.

— Тогда как? Просвети меня. Потому что это определенно не похоже на то, что ты держишь на нее обиду. Не похоже, что ты считаешь ее ответственной за то, как она обращалась со мной.

Леви вздыхает, затем отстраняется и снова встречается со мной взглядом, но рук моих по-прежнему не отпускает.

— Я не простил ее. Но она уже не та, что была раньше.

Я усмехаюсь и пытаюсь отвести взгляд, но он продолжает говорить, настойчиво и приглушенно. Я чувствую, как он все еще смотрит на меня, и, как магнит, его взгляд притягивает мой.

— Я нанял ее, когда всех эвакуировали из-за урагана. В то время твоя мама уже год была в завязке, прежде чем потеряла дом. Она изменила свой образ жизни, а потом ураган…

— Не надо. Мне все равно.

Я снова толкаю его, и на этот раз он отступает на шаг, давая мне возможность выпустить пар. В висках стучит от силы, с которой я хмуро смотрю на него, а челюсть болит от того, как крепко я ее сжимаю. Если я проверю ладони, бьюсь об заклад, найду на них порезы от ногтей из-за того, как сильно стискиваю кулаки.