Она ухмыляется. Так я и думал.
— А как ты?
— Возможно, сотрясение мозга. Их беспокоит шишка и рана. — Я указываю на затылок. Царапины на спине горят от движения. — Меня хотят забрать на сканирование.
Беспокойство на ее лице бьет меня по заднице. Она лихорадочно осматривает мое тело, затем забирается в «скорую» и осторожно поворачивает мою голову, чтобы увидеть затылок. Там повязка, но я уверен, что в волосах все еще видны следы крови. Она стягивает с меня серебристое одеяло и осматривает спину, затем охает.
— Господи, Леви, — шепчет она.
Я чувствую, как ее рука парит над моей кожей, поэтому поворачиваюсь к ней лицом и беру ее за руку.
— Я в порядке, Сав. Это просто меры предосторожности. Но мне не разрешено садиться за руль. Придется попросить одного из парней отогнать мой грузовик обратно.
— Тебя подвезти домой? Из больницы, я имею в виду?
Я качаю головой один раз, медленно, и от этого движения меня тошнит.
— Нет. Я попрошу Люка или Дастина подождать меня.
— Нет. Мы с Рыжим приедем в больницу. Я отвезу тебя домой.
— Это не…
— Заткнись, Леви. Я все равно это сделаю, так что просто смирись.
Я вздыхаю, и она усмехается, затем прижимает палец к ямке на моем подбородке. Я отталкиваю ее, и она тихо смеется.
— Где твои ключи? Я поведу грузовик, а Рыжий может последовать за ним в машине.
Мгновение я молчу, просто смотрю на нее. Она в полнейшем беспорядке. Мы оба. Но даже после всего этого хаоса, страха, боли и того, что с этим связано, она по-прежнему чертовски красива. Волосы — спутанная катастрофа. Щека в царапинах и синяках. Покрасневшие глаза с тенями под ними. Она бледная и измученная, но все еще самое великолепное создание, которое я когда-либо видел.
— Думаю, они у Люка, — наконец говорю я, и она кивает.
— Я заберу их у него и встречусь с тобой в больнице, хорошо?
— Хорошо.
Саванна мягко улыбается, затем медленно наклоняется и целует меня. Ее мягкие губы теплые и нежные, и, несмотря ни на что, все, наконец, кажется правильным. Ничто вокруг нас не имеет значения. Ни медики. Ни бдительный глаз ее телохранителя. Ни наши знакомые, слоняющиеся по парковке в ожидании указаний. Только я, Саванна и этот сладкий, нежный поцелуй.
Что бы ни происходило между нами, это кажется хрупким. Хрупким и ценным, но также настоятельным. Этого больше нельзя игнорировать, и я хочу защитить это любой ценой.
Сав отстраняется и прижимается лбом к моему лбу. Когда она говорит, ее губы касаются моих губ в призрачном поцелуе. Ее дыхание щекочет мою кожу. Ее нос задевает мой.
— Скоро увидимся, — шепчет она.
— До скорого.
Она выбирается из «скорой» и исчезает из виду. Я закрываю глаза и опускаю голову на грудь. Чувствую себя так, будто меня переехал грузовик. Или словно меня затянуло в пороги, и я ударился о каждый гребаный камень на своем пути. Медленно вращаю плечами, отмечая, как ноет каждая мышца и жгут порезы на спине. Спать будет скверно. Работать — еще хуже.
Я просто хочу принять душ и проспать неделю.
Открываю глаза, когда слышу, как кто-то забирается в переднюю часть «скорой», затем в распахнутых дверях сзади появляется еще один медик.
— Мы вас пристегнем, — многозначительно говорит она. — Ехать примерно минут двадцать. Не так плохо.
Я киваю и поудобнее устраиваюсь на носилках. Медик подходит и снова проверяет мои жизненно важные показатели, затем начинает пристегивать меня ремнями. Она успевает застегнуть один на груди, когда в задней части машины снова появляется Саванна.
Она смотрит на меня так, будто ей больно, на ее глаза наворачиваются слезы, и мой страх усиливается. Монитор сердечного ритма начинает пищать, и медик нажимает кнопку, отключая его.
— В чем дело? Что случилось? — Я смотрю на медика. — Позовите ей кого-нибудь. Попросите…
— Что это?
Вопрос Саванны задан почти сердито, дрожащим от сдерживаемых эмоций голосом. Я качаю головой и открываю рот, чтобы сказать ей, что не понимаю, о чем она говорит, когда мой взгляд падает на мои ключи, сжатые в ее руке. У меня перехватывает дыхание, и пульсометр снова начинает пищать.
— Саванна…
— Ты сохранил его? Это то, о чем я думаю?
Она показывает один ключ, а остальные звенят от движения. Она размахивает им, как оружием, чтобы я хорошенько его рассмотрел. Он тусклый и в потертостях, но все еще висит на связке, как и последние восемь лет. Мне казалось, его трудно заметить. Не знаю, почему я считал, что она не увидит. Я киваю.
— Да.
— Почему? Зачем ты его сохранил?
Я смотрю на нее. Ответ ей уже известен. Я это вижу. Она должна знать ответ. Делаю глубокий вдох, а затем отвечаю: