Когда я разглядываю маму, то не могу не задаться вопросом: что послужило причиной для нее. Точно не я. Меня было недостаточно, чтобы она попыталась завязать. Итак, что же случилось?
— Почему? — спрашиваю я. — Почему три года, почему после того, как я уехала, а не тогда, когда я была здесь и нуждалась в тебе? Что оказалось важнее меня?
— Для меня нет ничего важнее тебя.
Я почти верю ей, но фыркаю и качаю головой.
— Чушь собачья, и ты это знаешь. Если бы это было правдой, ты бы не ждала так долго, чтобы завязать.
Мама закрывает глаза и глубоко вдыхает. Я замечаю, как трясутся ее руки, когда она сцепляет их вместе.
— Мне нет оправдания. Я была ужасной матерью и слабым человеком. Позволяла Терри контролировать себя. Он делал со мной все, что хотел, а я постоянно была под кайфом и не заботилась о том, что со мной будет. Но клянусь, Саванна, я делала все, что могла, чтобы защитить тебя. Этого было недостаточно. Я понимаю. Но я всегда любил тебя. Всегда пыталась.
Она открывает глаза и смотрит на меня со слезами в серых глазах. Наши глаза так похожи, как и наши слабости. Кто в них виноват? Она? Ее родители? С чего начался ее цикл саморазрушения? Когда он закончился?
— Я прошла детоксикацию в больнице после того, как один из друзей Терри…
Ее голос дрожит, и она снова закрывает глаза, на этот раз зажмуриваясь, и из-под ее ресниц катятся слезы.
— Он позволил им это сделать. Думаю, даже поощрял. Я провела в больнице три недели, поправляясь и очищаясь. Когда меня выписали, я пошла в полицию и заявила о наркотиках в доме. Терри ходил по вечеринкам. Продавал наркотики школьникам. Заставлял их торговать для него. Терри арестовали, и с тех пор я его не видела. Недолго следила за ходом следствия. Его приговорили к семи годам с возможностью условно-досрочного освобождения. Кажется, он сдал своих поставщиков. После этого я почти ничего о нем не слышала.
Она пожимает плечами, и нас снова окружает тишина. Я позволяю ее словам проникнуть в сознание, но молчу. Жду, и когда она понимает, что я хочу большего, предоставляю ей возможность объясниться, она не колеблется.
— После урагана Леви нашел меня в одном из убежищ. Мой дом был разрушен. Ничего не осталось. Я была в нескольких шагах от того, чтобы сдаться, но тут он нашел меня, когда доставлял в убежище припасы и пожертвования. В тот же день поселил меня в гостинице, а через неделю предложил работу.
Теперь я не борюсь с улыбкой, которая хочет растянуться от уха до уха. Не обращаю внимания на боль в сердце.
— Леви всегда страдал комплексом спасителя, — замечаю я.
Он спас меня. Спас мою маму. Спас половину города, судя по тому, что я узнала. Даже его брак с Джулианной был продиктован чувством долга. Я всегда считала Леви святым. Слишком милосердным и заботливым, готовым отдать нуждающемуся последнее. Слишком хороший для меня.
Мама кивает.
— Он — хороший человек, Саванна. Они с Бринн мне очень важны. И я стольким ему обязана.
Пытаюсь уложить ее слова в голове, прежде чем снова заговорить. На этот раз спокойно и сдержанно. С любопытством, но не строго.
— Что ты делала с деньгами?
Речь о деньгах, которые я перечисляю на ее счет каждый месяц с тех пор, как мы подписали контракт с лейблом. Я всегда предполагала, что она спускает их на наркоту, но все же надеялась, что она воспользуется ими, чтобы сбежать. Чтобы очиститься.
— Сначала я тратила их на то, о чем ты думаешь. Терри имел доступ к банковскому счету. После того, как его посадили, я к деньгам не притрагивалась. Потратила немного на покупку дома дальше по улице. А теперь вложила все на сберегательный счет. Что-то вроде фонда для колледжа.
Мои глаза расширяются.
— Для Бринн?
Мама нежно улыбается, любовь в ее глазах неоспорима.
— Для Бринн.
Я прерываю зрительный контакт и смотрю себе под ноги. Снова впиваюсь пальцами ног в твердую древесину. Думаю о пяти вещах, которые вижу, о четырех вещах, которые могу потрогать, и о трех вещах, которые слышу.
Я понимаю, как зависимость может тебя испортить. Понимаю, как это влияет на людей, которых ты любишь. Как ты ранишь самых близких. Я понимаю. Я прошла через это. И тоже злоупотребляла.
— Не знаю, смогу ли простить тебя, — признаюсь я полу. — Я не могу просто забыть и двигаться дальше.
— Я понимаю и никогда бы не попросила тебя об этом. Но…
Она колеблется, подбирая слова. Когда я, наконец, поднимаю взгляд, ее брови нахмурены, и она снова тихо плачет.
— Я всегда любила тебя. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь в это поверить. И надеюсь… надеюсь, однажды ты поймешь, что я теперь другая. Я осознаю нанесенный мною вред. Прости меня. Ничего уже нельзя вернуть. Но я изменилась, Саванна. Я каждый день стараюсь стать лучше.