– Мы приехали.
Дикон моргнул, сгоняя остатки сна. Надо же, задремал. А Придд выглядит чуть удивленным. Думал, что Дикон будет трястись от страха? Прежде, может, и было бы страшно. А сейчас хочется только одного – уснуть. Чтобы насовсем и без сновидений.
Королевский дворец? Что ж, следовало ожидать.
Дикон шел рядом со Спрутом как в тумане – молчание давило, как давит сонная одурь, и неудержимо хотелось спать, словно он от души напился маковой настойки. Очнулся он от резкого рывка в сторону и раздраженного шипения Придда:
– Смотрите, куда идете, Окделл.
Нда, хорош бы он был, впечатайся он сейчас лбом в колонну. А Спрут, кажется думает, что он дурачится. Даже забавно.
– Ждите здесь.
Придд оставил его вместе с несколькими солдатами у входа в комнаты, которые когда-то прежде были жилыми. Значит, все же не суд. По крайней мере, не открытый.
– Можете войти.
Голос у Спрута ровный и спокойный, а глаза мечут молнии. И на что же он так злится?
Дикон вошел внутрь и тут же столкнулся взглядом с Алвой. Теперь ясно, почему Спрут так злится – наверняка по его мнению Ворону сейчас надо не вставать с постели и, уж тем более, не решать дела государственных преступников, убийц и прочей швали.
Выглядел Алва сейчас едва ли не хуже, чем после Нохи, но в кресле сидел прямо и голос его звучал твердо, хоть и тихо.
– Валентин, оставь нас, пожалуйста.
– Как скажете, эр Рокэ. Я буду ждать у двери. На всякий случай.
Валентин коротко кивнул и вышел.
„Эр Рокэ“… Когда-то Ворона так называл только Дикон. И Алва постоянно одергивал его за это. А теперь это произносит Спрут. Как само собой разумеющееся. И Алва обращается к Спруту на „ты“. Как к своему.
Дикон так и остался стоять посреди комнаты. Сесть ему Ворон не предложил, а садиться без приглашения было бы невежливо. Теперь – невежливо.
Какое-то время Алва молчал, разглядывая своего бывшего оруженосца то ли задумчиво, то ли рассеянно, то ли скучая. Дикону даже стало казаться, что Ворон ждет чего-то. Но тот все же заговорил.
– Ну и что теперь с вами делать, юноша?
Дикон растерялся - он как-то не ожидал, что Алва у него будет что-то спрашивать. Тем более такое. Но ведь это хорошо, что спросил, правда? Значит, может и прислушаться к просьбе. От одной мысли, что на казнь будут глазеть случайные зеваки, становилось гаже прежнего.
– Я бы предпочел яд.
– Неужели? А почему?
Ворон то ли удивился, то ли играет в удивление. Но это и не важно. В Лабиринте он отвечал на вопросы Дикона, удовлетворяя его любопытство. Теперь очередь Дикона. Отвечать.
– Это было бы честно, монсеньор. Вам тогда присудили именно яд. Когда казнили на площади.
Дикон старался смотреть Ворону прямо в глаза, но на последней фразе не выдержал и уставился в пол. Говорить о той казни было тяжело. Даже если это было лишь видение в Лабиринте.
– То есть в вашей юношеской фантазии, где вы хотели провести меня в обнаженном виде по всей Олларии, мне дали яд, и поэтому вы сейчас хотите выбрать именно этот способ. Не спорю, своя логика в этом есть. Хоть и весьма оригинальная. В вашем духе.
– Я знаю, что это было не наяву! – вскинулся Дикон, – но я слишком хорошо помню, как это было. Ну и… я же и наяву вам яд дал. Так что это тоже было бы честно – по суду эориев выбор между ядом и мечом, ну или кинжалом, на худой конец.
Алва впервые с начала разговора посмотрел на него в упор и с любопытством, а не со скукой:
– А почему суд эориев? И почему не меч или кинжал? На Катарину вы же именно с кинжалом бросились.
– Эр Рокэ, вас судили судом эориев. Наяву. А меч… я не уверен, что сумею. Да и кинжалом тоже. А с ядом что-то не так сделать практически невозможно. Нужно только выпить и все. Только я…
– Что “только”?
– А можно не на Занхе? Без толпы.
Алва прикрыл глаза руками и ненадолго задумался, что-то просчитывая, а после снова посмотрел на Дикона – уже без любопытства, но очень серьезно:
– А почему вы не просите о заключении в Багерлее? Или, если вы уж так зациклились на суде надо мной, не о заключении в Нохе?
- Я не хочу всю жизнь провести в тюрьме или монастыре. Это бессмысленно. Лучше бы все закончилось раз и навсегда. Излом позади, мы не в Лабиринте, так что моя смерть вряд ли повредит Талигу. Впрочем, как вам угодно. Я знаю, что с вами творили и в Багерлее, и в Нохе. Аналогичное наказание было бы справедливо.
– Вот как… – Алва чуть усмехнулся, – не думал, что вы были настолько в курсе методов вашего господина в белых штанах.
Дикон вспыхнул и заставил себя посмотреть в глаза Ворону:
– Я не знал. Тогда. Но про Багерлее мне рассказал Эпинэ, когда навещал меня там вместе с Приддом. А про Ноху я догадался сам. Тоже в Багерлее. Мне в Лабиринте привиделся Рамиро Пре… Рамиро Алва, который убил Франциска. Рамиро был не таким, как тот, кто предложил мне обменять кинжал Окделлов на меч Раканов. Обмен предлагал не Рамиро, а вы, монсеньор. И я прекрасно помню, как вы тогда выглядели. Если бы в Нохе к вам нормально относились, этого бы не было. Я не знаю подробностей, но могу догадываться, что происходило в монастыре.
Ворон откинулся в кресле и снова прикрыл руками глаза. В комнате стало очень тихо, и Дикон мысленно обругал себя, что так по-глупому поднял тему, которая для Алвы наверняка неприятна. Можно было обойтись и без упоминания своих знаний. Нашел чем хвастаться, идиот!..
– У вас потрясающая способность мешать кислое с круглым, а факты с нелепыми выводами. Впрочем, на этот раз выводы не столько нелепые, сколько просто неверные. Не сомневаюсь, что герцог Эпине рассказал вам исключительно правду. Насчет того, что обмен предлагал именно я – тут вы правы. Мне тогда казалось, что это самое простое решение задачи. Что же касается того, как я выглядел… Скука в Нохе тому причиной не была. Я был болен, врач ничего толкового сказать не мог, моих познаний тоже на это не хватало. Единственное, что я мог сказать наверняка – причина была не в ядах, простуде или чем-то подобном. Дело было в Олларии, в Талиге. Что-то происходило, и это что-то отражалось на мне и моем желании не дать Талигу рухнуть. Могу лишь предположить, что дело было в том, что выходцы именовали „скверной“. Сейчас этого в Олларии не чувствуется.
Святой Оноре не знал, что Ворон – Ракан по крови, но называл его щитом Талига и говорил, что если людей не спасет Алва, то не спасет никто. Неужели Оноре предвидел все это?..
– Но мы отвлеклись, юноша. Ваше мнение насчет Багерлее и Нохи я понял. А почему вы не просите ссылку в Надор?
Дикон пожал плечами. Очень хотелось вернуться не в Надор, а в дом Ворона – в тот день, когда он подсыпал яд. Вернуться и изменить все случившееся. А раз все сразу изменить нельзя, то зачем же цепляться за осколки?
Ворон медленно встал и подошел к окну. Небо было хмурое, серое – вот-вот собирался пойти дождь.
Несколько минут они молчали, потом Алва спросил, не отрывая взгляд от окна:
– А о чем вы говорили по дороге с Валентином?
– Ни о чем. Я спал.
– Не выспались в Багерлее?
– Не выспался.
– Отчего же?
Дикон пожал плечами, потом сообразил, что Ворон стоит к нему спиной и ответа не увидит.
– Просто хочется спать.
– И сейчас? – в голосе Алвы слышалась насмешка, и Дикон вспыхнул:
– Нет.
– А при виде Придда вам резко захотелось спать. Понятно.
– Нет, просто… Эр Рокэ, он молчал и явно не рвался со мной беседовать! Я с ним тоже. Я только узнал у него, очнулись ли вы, он ответил, что да. На этом разговор закончился, и я уснул.