– Эр Рокэ? Наизусть?!
– Герцог, вы думали, я пошутил?! Нет, правда! Он читал этот монолог перед каторжниками. Причем так прочувствованно, я был уверен, что они за ним хоть в Закат пойдут. А они…
– … пошли в Закат без него, – усмехнулся Дикон.
– Верно! Но все равно неприятно.
Дикон молча кивнул и спешился – они уже были у дома Ворона.
– Рей Кальперадо, если за мое отсутствие мало что изменилось, то мы должны бы успеть все организовать за пару дней. Там мало что… я там мало что менял. В основном, кабинет. Но многие вещи увезли слуги.
… А что-то растащили люди Альдо. Кстати, нужно бы наведаться в Багерлее и попытаться стребовать с коменданта алатский хрусталь. Хотя кто знает, будет ли Ворону приятно видеть это в своем доме теперь.
Герард серьезно кивнул, и они вошли в дом.
В доме Алвы почти все осталось, так же как когда Дикон был тут в последний раз. Даже все его вещи лежали на прежних местах. Даже орден Найери с опалами, подарок Альдо. И орден Талигойской Розы. Тоже подарок. Ворона. Аванс на будущее. Который он не оправдал.
„У тебя еще будут сражения, за которые тебе никто не скажет спасибо, и тогда ты вспомнишь Дараму и свою первую награду. И станет чуточку легче.“
Легче не становилось, хоть тресни. Скорее, наоборот. Доверие нужно оправдывать, а авансам соответствовать. Он обещал, что не подведет, но в результате – не просто подвел, а предал, пытался отравить и…
– Не боялись носить?
Дикон вздрогнул:
– Вас не учили стучать? И чего именно я должен был бояться?
Ну вот, теперь последует восторженная лекция о том, как прекрасны Алва и Талиг, и как ужасны Альдо и попытка возродить Талигойю…
– Я стучал. Громко. Наверное, вы слишком задумались. Моя нянька боялась опалов. Бабушка как-то подарила Селине подвеску с маленьким опалом, а нянька строго-настрого запретила это носить. Говорила, что опал – дурной камень. Его только осенние люди могут своим считать, им он надежду дарит, а всем остальным несчастье принести может. Даже поговорка у нее была какая-то… „Надел опал – совсем пропал“ или что-то вроде того.
– Ясно.
Дикон положил орден на место.
– Не волнуйтесь, я эту награду все равно больше не собираюсь носить. Она от Альдо.
– А вторая – орден Талигойской Розы, да? – глаза Герарда вспыхнули любопытством.
– Верно. Хотите взглянуть? – Дикон довольно улыбнулся, даже не пытаясь скрыть гордость. – Мне было семнадцать лет, Саграннская кампания. Эр Рокэ представил меня к ордену за то, что я сбил из пушки вражеское знамя.
Герард взял в руки награду едва ли не с благоговением, и Дикону неожиданно стыдно.
– Честнее было бы сказать, что знамя сбил сам эр Рокэ. Стрелял я, но направлял именно он.
Глупо, что сказал. Но от этого стало легче. Ну и Леворукий с этим реем!
– Если эр Рокэ считал, что это справедливо, значит, так оно и есть. По крайней мере, мне так легче думать. Я очень старался быть полезным во время Фельпской кампании, но на баронство уж точно не нагеройствовал. А соберано дал мне земли и титул рея. Просто подарил. Не потому, что я сделал что-то особенное… – Герард положил орден наместо и улыбнулся: – Я считаю, что такие подарки – это доверие. О нем вспоминаешь именно в те моменты, когда совсем тошно и кажется, что весь мир несется в Закат галопом – вспоминаешь и становится легче.
– Да, наверное, – выдавил Дикон.
Нытьем, тем более мысленным, уже ничего не изменишь. А вот если прохлаждаться и часами разглядывать свои ордена, то до дел руки точно не дойдут, и тогда отношение Ворона к нему точно изменится. В худшую сторону.
========== Глава 19 ==========
Несколько дней пролетели в сплошной круговерти. Ночевать Дикон остался в доме Алвы, заняв ту комнату, в которой спал еще оруженосцем. По-прежнему каждую ночь сны снились такие, что вечером он был готов заняться чем угодно, только не идти спать. Лабиринт, Изначальные твари, рушащийся Надор… Зато просыпаться в этой комнате было спокойно – словно возвращался в то прошлое, когда еще не успел наворотить непоправимых дел.
Герард принимал его страх за желание как можно быстрее вернуть дому прежний вид и старался помочь, чем мог. Дикону было непонятно – как же так, сын настолько не похож на своего отца!
Если бы такое рвение проявлял начальник Лаик, было бы ясно – тупой как пробка боров хочет выслужиться. А сын Арамоны просто хотел сделать все так, чтобы Ворону было приятно. Доставить радость своему эру. В смысле, соберано.
Наверное, он пошел в мать. Ту светловолосую воблу, которую эр Рокэ сдалал дуэньей Айрис. Ту самую воблу, которую Ворон то ли в шутку, то ли всерьез сравнил со святой Октавией. Ну не мог же он считать ту женщину хоть сколь бы то ни было красивой?! Или мог?..
Вставал Герард очень рано, и Дикону казалось странным, что теперь его такое в людях не раздражает. Прежде наверняка первой мыслью было бы „чернь всегда встает с петухами, вот по сынку Арамоны и видно, из какой он семьи“. Теперь же было чуть спокойнее, что в зимней утренней хмари он не один – можно не лежать в кровати, пялясь в потолок, а встать и спуститься вниз, чтобы позавтракать под веселые комментарии Герарда, до невозможности бодрого и жизнерадостного, словно он спал с раннего вечера до позднего утра. Ложились они поздно – спешили организовать все как можно быстрее, и Дикону приходилось признать, что без Герарда он бы не справился, по крайней мере, не справился так быстро. В хозяйственных делах соображал этот новоявленный рей отменно.
Интересно, а что он скажет, если предложить ему весной поехать в Надор? Само там все не восстановится, да и одним своим присутствием не поможешь, нужно будет прикидывать, что делать и в каком порядке, с Герардом же такие вещи обсуждать хорошо – ему много полезного в голову приходит, причем такого, до чего Дикон сам не додумается. Только зачем ему тащиться в разрушенные земли? У рея Кальперадо и свои есть. В теплом и уютном Кэнналоа. Где никаких бедствий не было и быть не может. Потому что принадлежат они другому Повелителю. Который не клянется направо и налево, не думая.
*
Алва вернулся в свой прежний дом, и Дикон все ждал, что тот похвалит за хорошую работу – они ведь с Герардом так старались, чтобы организовать все как можно быстрее. Но Ворон ничего не сказал, и от этого было обидно до зубовного скрежета. Неприятнее всего было, что как раз Герард после переезда Алвы сиял, как начищенная бляха – его-то наверняка похвалили за рвение и старание. Не то что бы сынок Арамоны не старался – это Дикон понимал прекрасно, но старался же не только он один. А Дикона и его усилия вернуть все в доме в первозданный вид Ворон словно не заметил, словно как ни в чем не бывало вернулся после Саграннской кампании. Сказал только, что кэнналийские слуги приедут со дня на день. И все.
Злиться из-за этого на сынка Арамоны не выходило – он не выслуживался, не лебезил, не делал подлостей. Он не виноват, что Ворон относится к нему лучше, чем к Окделлу, это сам Дикон виноват в том, что все так сложилось. Рей Кальперадо не подсыпал никому яда в вино, не осуждал на смерть, не предавал. Так что все справедливо.
Вот и сейчас эр Рокэ поручил ему с Герардом – или, скорее, Герарду с ним – разобрать кипы старых бумаг, но в результате они оба – вместе – удостоятся лишь вежливого кивка, а своего „кэнналийского рея“ Ворон похвалит лишь когда Дикон уберется из комнаты. Альдо так тоже делал, только тогда теплые слова доставались самому Дикону. Фальшивые слова и фальшивое тепло фальшивого Ракана. Эр Рокэ – настоящий, но его слова – не для Дикона, как бы это ни было обидно. Алва имеет право злиться, но… но до чего же паршиво всякий раз ощущать, что тебя терпят и не более. Верно, эр Рокэ сразу сказал, что не рад видеть его рядом с собой и что Дикону лучше бы убраться в Надорские развалины и не путаться под ногами или, на худой конец, попроситься к Роберу.
С Робером было тяжело именно потому, что тот жалел и сочувствовал. А еще вокруг него постоянно крутились Спрут и Карваль. Перед Спрутом нужно было извиниться, пока Ворон пока не напомнил о своих словах, а извиняться очень не хотелось – Придд наверняка сделает вид, что ему на все наплевать с высокой колокольни, а прежде всего наплевать на Ричарда Окделла и его извинения. Поэтому Дикон старался с ним не встречаться – если Ворон спросит, можно будет с чистой совестью сказать, что они как-то не пересекались. Карваля же Дикон опасался, хоть и понимал – теперь экс-генерал против воли Эпинэ уже не пойдет. Они столкнулись во дворце на следующий день после разговора с Робером. Столкнулись и замерли. Дикон не придумал ничего лучше, кроме как сделать вид, что ничего не случилось, безразлично кивнуть и пойти дальше – он сам сказал Роберу, что не стоит разжаловать этого человека до капитана и отсылать в Торку. А за сказанное нужно отвечать, а не жаться по углам. Тем более, решение было верным – в этом Дикон не сомневался.