Никто из тех, кого я знала, никогда не развешивал белье на улице и не ремонтировал самостоятельно автомобиль.
На дороге за нашим домом, рядом с чьим-то хламом, я нашла решение, по крайней мере, одной из моих проблем: велосипед с надписью «Продается», приклеенной к его спицам. Мой продали родители в онлайн-аукционе, думая, что мне все равно, так как я почти не каталась на нем. А сейчас, когда меня ожидает всеобщее унижение на тюремном автобусе штата, мне не все равно.
Наш новый район, кажется, находится на расстоянии нескольких световых лет от моей прежней жизни, но до школы Вандербилт всего три с половиной мили. Поэтому я вытащила последние деньги из кошелька и направилась туда.
– Сколько вы хотите за велосипед? – спросила я пожилого мужчину, открывшего дверь.
Он прохромал на улицу, тяжело опираясь на трость, чтобы оценить меня. Жаль, что я не подумала переодеться в грязную одежду.
– Пятьдесят, – сказал он.
– За это старье? – велосипед заржавел. Я даже не знала, не сдуты ли шины. – Как насчет двадцати?
Мужчина тяжело вздохнул и приложил руку к груди.
– Ты оскорбляешь меня, – сказал он. – Это классический велосипед марки Швинн. Винтаж. Люди платят немалые деньги за такие велосипеды.
Я медленно кивнула.
– В любом случае, спасибо.
Я улыбнулась и направилась обратно к дороге. У меня было пятьдесят долларов, но это все, что у меня осталось. Учитывая, что этот человек поставил велосипед так близко к мусору, мне показалось, что он возьмет двадцать баксов. В течение того часа, что я выглядывала в окно, никто не подходил его купить. И насколько я могу судить, у любого другого ребенка уже было средство передвижения.
Мужчина несколько раз прочистил горло, как только я отошла.
– Так, подожди. Минуточку. Я не сказал, что не готов поторговаться. Можешь забрать за двадцать пять.
Я остановилась и обернулась.
– Еще насос и по рукам.
Он остановился, а затем направился к небольшому сараю и копался в нем, пока не нашел насос для шин. Я забрала его, дала мужчине двадцать пять долларов и отогнала велосипед. Он скрипел и гремел, но все равно катился.
Я поискала место, чтобы его спрятать. Детская площадка напротив нашего дома была окружена деревьями. Отыскала тропинку, которая проходила сквозь деревья и припрятала велосипед за клубами виноградных лоз в нескольких шагах от тропы. Судя по всему, секретность – мой новый лучший друг. А это лишь вопрос выживания, сказала себе я. Мои родители никогда не позволят мне ездить на нем в школу. У них имелось много веских причин: слишком темно, слишком ухабисто, нет фар, нет шлема. И были участки, где дорога, ведущая к школе, не имела обочины.
Но вот автобус? Намного страшнее. Я могла бы пережить поездку на автобусе без физического вреда (слышала, что рядом едут вооруженные сотрудники полиции), но меня могут заметить. И все будут знать. А это хуже всего. В нашей школе Вестсайд и Лэйксайд не контактируют. Мы сидим по разные стороны кафетерия и в разных уголках трибун на футбольных матчах. Достаточно того, что Ленни и его друзья знают, что я здесь живу, но я вполне уверена, что они не будут болтать с кем-либо из моих друзей об этом. Однако выйти из тюремного автобуса штата прямо перед зданием? Я могла бы с тем же успехом объявить об этом на общешкольном собрании.
Довольная тем, что велосипед должным образом спрятан, я повернулась к дому – или скорее к тому коричневому сооружению, в котором мы жили. Я заметила Ленни, идущего со своего заднего двора к пикапу, который стоял у гравийной дороги перед нашими домами, поэтому задержалась в тени деревьев. Он передал что-то через окно водителя, а парень в свою очередь вынул пару баксов из бумажника и положил в руку Ленни. Они болтали, смеялись. Я не слышала, о чем они говорили, но довольно четко понимала, что они делали.
Это произошло еще три раза в тот день. Из нашего окна я видела прибывающее транспортное средство, Ленни выходил, они обменивались, и машина уезжала. Каждая сделка занимала менее пяти минут.
– Должен ли кто-нибудь сообщить об этом? – спросила я, когда четвертый автомобиль приехал и уехал.
– О чем? – папа продолжил срывать скотч с пустых коробок и сплющивать их под ногами на заднем дворе.