Недавно, в канун второй мировой войны, еще одна попытка выявить, наконец, какие-нибудь новые высокохудожественные памятники «греко-бактрийского искусства» была предпринята большим знатоком как античности, так и Востока — известным советским историком культуры и искусства древнего мира К. В. Тревер. Ее работы по изучению культуры и искусства Греко-Бактрийского царства явились ценным вкладом в науку, так как, тщательно собрав все известные перед войной данные, она дала блестящий историко-культурный и художественный разбор монет греко-бактрийских царей и убедительную характеристику культуры греческой верхушки Бактрии как эллинской, испытавшей, однако, воздействие со стороны Лидии, Средней Азии и Ирана, а возможно и Китая. Но когда, исходя из предвзятого положения, что в Греко-Бактрийском царстве должно было расцветать высокохудожественное синкретическое эллинско-восточное искусство, К. В. Тревер отнесла к этому искусству большую хрупну хранящихся в Эрмитаже изделий, ее постигло серьезное разочарование. Выявленные ею «памятники греко-бактрийского искусства» в свете исследований последующих лет оказались в основном относящимися к более поздним периодам, в то время как другие просто были изготовлены вне территории Бактрии.
В чем же причина неудач многих исследователей культуры и искусства Греко-Бактрийского царства прошлого и нынешнего столетия? Эти неудачи прежде всего объясняются тем, что в течение более чем двухсот лет наука располагала одним-единственным вещественным источником но культуре и искусству таинственного царства греков в глубинной Азии — монетами греко-бактрийских царей. Источник же этот, позволяя в известной мере судить о культурных запросах греко-бактрийской верхушки, невольно своим особым характером поддерживал тот предвзятый подход к изучению культуры и искусства всего Греко-Бактрийского царства, о котором мы уже говорили выше. Избавление от этого предвзятого и, как оказалось, ошибочного подхода пришло лишь после начала широких археологических, работ в Бактрии; результаты же этих работ прочно вошли в науку совсем недавно, уже после того, как К. В. Тревер сформулировала основные положения своих исследований.
Эти археологические работы показали, что достижения эллинской культуры в период существования Селевкидского и Греко-Бактрийского царств не затронули еще ни быт, ни культуру, ни искусство широких слоев местного населения глубинных областей Азиатского континента. Стало ясно, что сами цари «греков Бактрии и Индии» в отличие от Александра не только не обучались у Аристотеля, но и вообще вряд ли имели время и возможность глубоко вникать в культурные и научные достижения той эпохи. Постоянно враждующие друг с другом, опасающиеся нашествия кочевников, родственных основной массе подвластного им населения Бактрии и близлежащих областей и районов, вынужденные все время лавировать между многими противоборствующими силами, предводители греческих военных отрядов, захватившие власть в глубинной Азии, меньше всего были заинтересованы в том, чтобы народы их царств или даже верхушка этих народов осваивали культурные достижения античного мира. И действительно, как показали раскопки, эллинистическая культура Средней Азии и Индии достигла своего расцвета как раз тогда, когда власть греко-бактрийских царей была низвергнута. Отрицать воздействие античной культуры и искусства на культуру и искусство Востока вообще и Средней Азии в частности нет никаких оснований. Однако ныне уже ясно, что творческое восприятие замечательных культурных достижений античного мира проходило здесь совсем не в тревожное столетие существования Греко-Бактрийского царства и обучались этим культурным достижениям народы Средней Азии и Индии вовсе не у греко-бактрийских царей, а у ремесленников, освоивших традиции античной культуры и искусства. О том, были ли эти ремесленники греками, римлянами, эллинизированными жителями стран Восточного Средиземноморья, индийцами или бактрийцами, побывавшими в мастерских античных умельцев, судить еще рано. Но можно уже с достаточной определенностью сказать, что эти ремесленники работали в основном не при дворах греческих царей, а в ставках и городах восточных владык, свергнувших иноземное эллинское иго. Среди таких владык, принявших на вооружение достижения античной культуры и искусства, были могущественные парфянские цари и кушанские государи, повелители двух держав, современных Римской империи. Но, прежде чем познакомиться с этими державами, рассмотрим те сведения, которыми располагает сейчас наша наука о кочевых среднеазиатских племенах, чьими потомками были как парфянские, так и кушанские государи.
Глава III
На просторах степей и в заоблачных высях
[За Яксартом] живут скифские народы. Персы дали им общее название саков от ближайшего племени.
Рядом с земледельческими областями Средней Азии, непосредственно связанные с ними, жили, по словам древних авторов, многочисленные племена скотоводов и кочевников. Эти племена не только многократно совершали стремительные набеги на земледельческие области Средней Азии, но, пересекая огромные пространства, обрушивались также на Иран и восточное Средиземноморье, Китай и Индию. Их нашествия не раз сокрушали казалось бы сильные государства, а упорное сопротивление завоевателям стоило жизни даже столь могущественному врагу, каким был основатель Ахеменидской державы.
Древние авторы охотно описывали войны Ахеменидов со среднеазиатскими кочевниками. Так, рассказывая о столкновении Кира с соседними с Бактрией кочевыми племенами — саками «царя» Аморга (так называемыми саками-амюргиями), Ктесий описывает все перипетии этой борьбы. On рассказывает, что Кир первоначально победил Аморга и взял его в плен. Однако жена Аморга Спаретра, собрав огромную армию — 300 тысяч мужчин и 200 тысяч женщин, — нанесла персам поражение, после чего произошел обмен пленными и Аморг вновь обрел свободу. Позднее, при описании последнего похода Кира, Ктесий упоминает Аморга уже как предводителя отряда саков — союзников ахеменидского царя. В этом рассказе древнегреческого автора исторический факт — столкновение Кира с саками, соседями Бактрии, и признание ими каких-то обязательств по отношению к персам — оброс явно легендарными подробностями, происхождение которых еще акад. В. В. Бартольд связывал с эпическими сакскими преданиями.