Для изучения Памира недостаточно было таланта и опыта: нужны были еще необычайное трудолюбие и упорство. И надо отдать должное сотрудникам А Н. Бернштама — Г. Г. Бабанской, Ю. А. Заднепровскому, С. С. Сорокину, Ю. А. Баруздину, Н. Г. Горбуновой и другим, которые упрямо раскапывали курганы и, не падая духом от отсутствия находок, тряслись в кузове грузовика к следующему могильнику, чтобы вновь разбирать каменные курганные насыпи и искать хоть каких-нибудь остатков захоронений и погребального инвентаря. И все это на высоте около 4 км, где не хватает воздуха даже при обычной ходьбе, ие говоря уж о работе киркой и лопатой, где днем слепящее солнце обжигает лицо, а вечером свирепый холод загоняет скорее в спальный мешок, где людей одолевает горная болезнь и слабость. Нельзя не вспомнить руководителя этих работ, больного человека с палкой, который тем не менее пять раз взбирался на суровое Памирское нагорье и безвременно умер вскоре после экспедиции 1956 г.
Для того чтобы оценить труд исследователей-археологов «Крыши мира», — и еще больше, чтобы понять условия жизни древних обитателей памирских высей, — коснемся вкратце природы этого сурового и по-своему прекрасного края. Акад. Д. В. Наливкин, известный советский географ и геолог, немало повидавший на своем веку, так писал о нем: «Высоки плоскогорья Тибета и теряются они в облаках, но еще выше плоскогорья Памира. Не видно сверху дна Большого Каньона Колорадо, так глубоко врезано оно в землю, но еще глубже и красивее ущелья Пянджа. Грозен Терек, ревущий в скалах Кавказа, но он детская игрушка по сравнению с Пянджем… Безжизненны и суровы обледенелые тундры Арктики, но еще более безжизненны и суровы пустынные плоскогорья Памира».
К этой красочной характеристике Памира можно добавить, что Памир делится на две части: Западный, представляющий собой мир горных хребтов и теснин, и Восточный, охватывающий огромное высокогорное плато с широкими пустынными долинами и пологими склонами сглаженных разрушением гор. В гористых ущельях Западного Памира, где когда-то росли ныне уничтоженные леса, живут и трудятся горные таджики — оседлые земледельцы, возделавшие каждый клочок пригодной для этого земли. Их поля разбросаны везде, где есть почва и сравнительно ровная поверхность. На создание этих полей пошел труд многих поколений; отсюда пришлось убрать (вынести на своих плечах) тысячи тонн камней; здесь надо было создать и укрепить террасы с ровной поверхностью, доставив на них (опять на своих плечах) землю; сюда, наконец, нужно было, нередко за много километров, провести воду. Для этого приходилось прорубать арыки в гранитных скалах, перекидывать деревянные желоба через овраги и ущелья. И все это вручную, без всякой техники, без взрывчатки, без сложных современных приборов. Как справедливо отметил автор одного из последних трудов о природе Памира, Д. М. Затуловский, все это создали «только многовековый опыт, терпение и труд — бесконечный труд».
Совсем иные облик и судьба Восточного Памира. Все, кто посещал эти места, — будь то средневековые китайские паломники, идущие на поклонение буддийским святыням в Индию, немногочисленные европейские путешественники или русские и советские исследователи, — отмечают их пустынный, безжизненный характер. Восточный Памир — пустыня, где осадков зачастую выпадает меньше, чем в сухой и жаркой Сахаре, не говоря уже о песках Каракумов. Правда, на Восточном Памире нет песков. Это поднятая на огромную высоту каменистая пустыня, лишенная в летние месяцы больших ледников и снежников. Немногочисленные реки маловодны и текут в широких безжизненных долинах. Скалы и камни покрывает красивый темно-коричневый «пустынный загар», тонкая пленка вроде лака, которую образовали резкие колебания температуры и влажности (под их воздействием на поверхности камня выделились окислы железа и марганца, глинозем или кремнезем, которые и создали этот диковинный «загар» камня). Пустыню не оживляют даже озера, образовавшиеся в ее бессточных каменных котлованах. Правда, почти в самом центре этого нагорья, в 18 км к северу от поселка Мургаб, сейчас зеленеют поля, растут высокие травы, видны огородные грядки. Но это лишь опытные участки Памирской биологической станции Академии наук Таджикской ССР, достижение современной науки и творческого труда ученых, участки, возникшие здесь буквально в последние годы. До самого недавнего времени на обширных пространствах Восточного Памира обитали лишь немногочисленные кочевники-киргизы, пасущие свои небольшие стада в долинах Мургаба и других памирских рек.
Казалось, чего же искать здесь археологическим экспедициям! Правда, в священных текстах «Авесты» упоминается «страна Хара Березаити» — «горы, вечно покрытые снегом», откуда берут начало реки Ардвисура и Ранка (по-видимому, Аму- и Сыр-Дарья), а в древнеиндийских Ведах содержатся намеки на то, что с горной страной севера связаны вторгшиеся в Индию пастухи-скотоводы — арийцы. На основании этих сведений некоторые кабинетные ученые помещали на Памире прародину древних иранцев, арийцев, а то и индо-европейских народов вообще. Но чего стоили эти построения, если А. Стейн, знаменитый английский путешественник, географ и археолог, проехав через Памир и описав крепости его западной части, не нашел на Восточном Памире никаких археологических памятников, — а ведь именно он открыл многочисленные памятники в Северной Индии, восточном Иране, Афганистане, Восточном Туркестане.
«Чего же здесь искать?» — этот вопрос встал и перед сотрудниками экспедиции А. Н. Бернштама, когда, перевалив через Кызыл-арт и оставив справа по борту пик Ленина, вздымающийся на семь с лишним тысяч метров выше уровня моря, их машина миновала огромное озеро Кара-Куль и вновь поползла вверх к самому высокому перевалу Памирского тракта — Акбайталу. (Этот перевал лежит на высоте 4655 м, т. е. более чем на 100 м выше высочайшей горы Алтая — Белухи и лишь на 150 м ниже самой высокой точки Европы — г. Монблан.) На всем этом участке пути не было встречено ни одного кургана. А ведь к северу от Заалайского хребта курганные могильники попадались почти в каждой горной долине.
И даже после того, как сотрудники А. Н. Бернштама уже испытали радость открытия, увидев, наконец, несколько каменных насыпей сначала на берегах р. Мургаб, а затем и в долинах других рек южной части Восточного Памира, перед ними вновь встал вопрос: «Стоит ли здесь искать?» Это и не удивительно: ведь в результате двух лет поисков, после раскопок четырех курганов, в активе экспедиции были всего лишь один зуб и одна фаланга пальцев человека (о времени жизни его можно было только гадать). Но А. Н. Бернштам упрямо ставил другой вопрос: «Если Восточный Памир был безжизненным и непроходимым, то против кого же были возведены мощные крепости, отмеченные еще А. Стейном (см. рис. 33), крепости, протянувшиеся с севера на юг по восточной границе Западного Памира? Неужели древние земледельцы западнопамирских теснин и ущелий, оставив свои поля, воздвигали эту цепь крепостей против мифических врагов вроде «снежного человека» или загадочных горных духов и пери?» И упорство и целеустремленность поисков победили: в третий полевой сезон, в 1948 г., в ущелье верховьев Пянджа, на северном берегу р. Памир, были раскопаны первые курганные погребения кочевников, содержащие не только останки захороненных здесь «саков Памира», но и довольно обильный погребальный инвентарь.