Сказанного достаточно, чтобы понять роль согдийцев в жизни древней и раннесредневековой Средней Азии и их большое культурное значение в истории того времени. А между тем вплоть до начала 30-х годов нашего столетия в Средней Азии, на родине этого замечательного народа, о согдийцах, казалось, не осталось никаких воспоминаний. Здесь не было известно ни согдийских документов (ни даже кратких надписей), ни памятников их искусства и культуры или хотя бы предметов их быта. Трудно предполагать, что согдийцы, оставившие глубокий след в истории и культуре многих народов, не создали ничего значительного у себя на родине, в Согде. Вернее было считать, что их памятники здесь еще не открыты. Что же касается забвения их нынешним населением центральной части среднеазиатского междуречья, то его легко объяснить тем, что, пройдя через сложные политические события арабского завоевания VII–VIII вв. и последующих периодов среднеазиатского средневековья, древние народы Средней Азии влились в состав таджикского, туркменского, узбекского и других современных среднеазиатских народов; при этом у них изменились многие черты культуры, религия и даже язык. И только в глубинном районе горных верховьев Зеравшана — в Кухистане (в центральной части современной Таджикской ССР, к северу от г. Душанбе), в неприступном ущелье р. Ягноб сохранился небольшой горный народ, который, как это выяснили иранисты-языковеды, донес до наших дней своеобразный язык — непосредственный преемник языка древнего Согда.
Недостаточная изученность согдийской культуры и искусства бросалась в глаза. Победа революции в Средней Азии привела к небывалому культурному развитию и росту национального самосознания и, как следствие этого, — к росту интереса местных жителей к историческому прошлому своей страны и своего народа. Отношение к истории и археологии отныне было уже далеко не таким, как во времена открытия Аму-дарьинского клада. В этих новых условиях любые интересные находки непременно привлекали к себе внимание. Не остались без внимания и случайные находки в затерянных среди гор Верхнего Зеравшана, в Кухистане («стране гор») руинах древнего замка. Эти находки, послужившие первым толчком к «прорыву» нашей науки в ранее неведомую область — культуру и искусство исконных земель древних согдийцев, ныне получили всемирную известность как «открытия в замке на горе Муг».
Горный замок
князя Диваштича
В апреле 1933 г. в штабе советского востоковедения — Институте народов Азии Академии наук СССР (в то время он назывался Институтом востоковедения) стало известно о находке первой в Средней Азии рукописи на согдийском языке. Фотографию этой рукописи привез нашему крупнейшему иранисту, профессору (ныне члену-корреспонденту АН СССР) А. А. Фрейману А. И. Васильев, ученый секретарь Таджикской базы Академии наук СССР. Он же рассказал ленинградским востоковедам об обстоятельствах этой ценной находки. Рукопись, представлявшая собой лист шелковистой бумаги с 23 строчками текста, была найдена в Кухистане на вершине черно-зеленой, лишенной растительности горы, мрачно высящейся над ущельем Зеравшана в 3 км от небольшого таджикского сел. Хайрабад. История открытия рукописи такова.
Весной 1932 г., т. е. за год до появления в Институте востоковедения сенсационной фотографии, таджик пастух Джур-Али Махмад-Али из сел. Хайрабад замешкался со своим стадом на вершине той самой мрачной горы, о которой мы уже упоминали, и вынужден был там заночевать. Место, где его застигла темнота, пользовалось у местных жителей недоброй славой. Молва связывала его с домусульманскимн жрецами — магами («мугами»), которым приписывались колдовские чары. Иметь же дело с местами, где обитали наделенные злой силой «муги», считалось небезопасным. Понятно, что ночлег на вершине Кухи-Муг («горы Муг») отнюдь не обрадовал Джур-Али Махмад-Али. Но делать было нечего, и пастух стал готовиться к ночевке. На ровной скалистой вершине горы Муг единственной защитой от ветра был невысокий землистый холм. У его подножия хайрабадский чабан развел костер. II вот тогда-то не то коза, примостившаяся на бугре над костром, зацепилась за какой-то сверток, не то сам пастух обратил внимание на странный предмет, торчащий из земли на склоне холма, — только в руках у Джур-Али Махмад-Али оказался документ с непонятными надписями.
Прочесть этот документ не смогли ни в родном кишлаке чабана — Хайрабаде, ни в крупнейшем в округе сел. Урмитан, ни в районном центре Варзи-Минор (позднее Захматабад, ныне Айни). В конце концов секретарь Варзиминорского райкома партии Абдулхамид Пулоти привез эту таинственную находку в столицу Таджикистана, где востоковед С. И. Климчицкий впервые высказал предположение, что это согдийский документ. Такая же мысль мелькнула у А. М. Беленнцкого, нынешнего руководителя Таджикской археологической экспедиции. Вот тогда-то этот документ был сфотографирован, с тем чтобы его фотокопии можно было передать всем ведущим специалистам-востоковедам. Одну из таких фотокопий и положил на стол перед А. А. Фрейма ном в апреле 1933 г. А. И. Васильев, приведя тем самым в смятение весь Институт востоковедения в Ленинграде. В июне того же 1933 г. А. А. Фреймам был уже в столице Таджикистана и с радостным трепетом вглядывался в текст первого происходящего из коренных согдийских земель согдийского документа.
Археологов-профессионалов в Таджикистане в то время еще не было. По интерес к горе Муг был столь велик, что откладывать дальнейшие исследования оказалось неразумно: из Кухистана приходили вести о том, что к этой горе началось буквально паломничество ответственных (и безответственных) лиц, готовых собственными силами продолжить раскопки загадочных развалин. Поэтому, несмотря на наступление осенней непогоды, руководящие органы Таджикистана направили в Кухистан экспедицию во главе с Л. Л. Фрайманом.
31 октября небольшая экспедиция (помимо Л. А. Фреймана в нес вошли известный нам А. И. Васильев, успевший уже побывать на горе Муг, и сотрудник Таджикской базы В. А. Воробьев) тронулась в путь. До Самарканда доехали по железной дороге, далее же отправились на арбе.
Сейчас, когда древнюю столицу Согда и лежащий в 60 км к востоку от нее небольшой районный центр Таджикской ССР — г. Пенджикент связывает широкая лента асфальтированного автошоссе, по которому регулярно, несколько раз в день, курсируют рейсовые автобусы, трудно даже поверить, что совсем недавно, еще во время войны, здесь шла лишь захудалая колесная дорога, основным видом транспорта была арба, и поездка занимала не полтора часа, а более полутора суток.
Однако колесная трасса из Самарканда в Пенджикент, по которой ехали на арбе осенью 1933 г. А. А. Фрейман и его сотрудники, была еще верхом совершенства по сравнению с тем, что ждало их к востоку от Пенджикента. Ныне и здесь, в горных верховьях Зеравшана, вдоль берега этой почитаемой согдийской реки проложена хорошая автострада, ведущая с запада на восток в самое сердце Кухистана, к Айни, где она соединяется с автодорогой Душанбе — Ленинабад, пересекающей «страну гор» с юга на север. Но тридцать лет назад вскоре за Пенджикентом (у нынешнего сел. Дашты-Козы) кончался даже колесный путь: дальше шла узкая горная тропа, по которой можно было пробираться только пешком или верхом на лошади (или осле). Отдельные участки этой тропы шли по оврингам — страшным навесным дорогам. По такой тропе и пришлось ехать экспедиции А. А. Фреймана. Сам А. А. Фрейман, известный всему научному миру как кабинетный ученый, стоически перенес все тяготы пути. Экспедиция работала недолго: 23 ноября, «уже под снегом и дождем», как записал А. А. Фрейман, опа отправилась в обратный путь. Однако именно эти пятнадцать дней тяжелых и напряженных работ и были настоящим научным открытием замка на горе Муг. Методика раскопок замка на горе Муг сейчас может быть названа несовершенной. Но находки экспедиции А. А. Фреймана превзошли по своей научной значимости всякие ожидания. Не говоря уже о том, что в результате этих работ были открыты остатки небольшой замковой постройки (позднее, в 1946 г., ее исследование было продолжено и завершено Таджикской археологической экспедицией А. Ю. Якубовского), экспедиция вывезла с горы Муг около четырехсот предметов быта и культуры и 76 рукописных документов (74 согдийских, один арабский и один древнетюркский) на коже, бумаге и деревянных палках. Это была первая большая (полученная к тому же во время целенаправленных, произведенных учеными, раскопок) коллекция памятников культуры древнего Согда и древней, домусульманской Средней Азии вообще. Это был первый несомненный согдийский архив (найденные ранее в Восточном Туркестане документы считались согдийскими только предположительно; их окончательное определение стало возможно именно после находок в замке на горе Муг, на исконных согдийских землях). Первый краеугольный камень наших знаний о древнем Согде был заложен.