Рис. 94. «Сцена оплакивания». Роспись из пенджикентского храма (прорисовка)
Вот перед нами, например, одна из наиболее известных пенджикентских росписей, так называемая «сцена оплакивания» (рис. 94). Глядя на нее, невольно вспоминаешь куда менее профессиональные, менее изящные и менее изощренные, но столь же выразительные «сцены оплакивания» на оссуариях из Ток-калы. Покойник (или покойница) также помещен здесь в центре композиции, в специальном погребальном павильоне или шатре. За ним, как в росписях ток-калинских оссуариев, виднеется стена здания (или города). Вокруг покойного истязают себя плакальщицы и плакальщики: одни рвут на себе волосы, другие надрезают мочки ушей, третьи царапают щеки. Но вглядимся повнимательнее в изображенных людей. Часть из них — светлокожие, с овальными лицами, — несомненно согдийцы. Лица других выкрашены в желто-коричневый цвет, в них подчеркнуты выступающие скулы и удлиненные раскосые глаза. Это, по-видимому, тюрки и другие пароды монголоидного типа. Усопшего (или усопшую) оплакивают, таким образом, обе известные согдийскому художнику человеческие расы: европеоиды и монголоиды, т. е. весь известный ему мир. О том, что перед нами не простой умерший, свидетельствуют и фигуры божеств, также принимающих участие в этой «всемирной скорби». Их изображения помещались слева и справа от центральной группы. Справа находились божества мужские (эта часть росписей сохранилась плохо), слева — женские. Их изображения по размеру заметно превышают фигуры людей. Вокруг их голов видно сияние — нимб, а у самого правого из женских божеств из одного плеча выходят две руки: эта богиня явно представлялась многорукой. Кого же это оплакивает вся согдийская вселенная: согдийцы и тюрки, боги и богини? В разных предположениях на этот счет недостатка нет, но скорее всего в росписи пепджи-кентского храма изображено все-таки оплакивание местного полубога-полугероя, олицетворяющего вечно умирающую и всегда возрождающуюся вновь природу, а сам храм с рельефами, посвященный водным богам, с росписью, изображающей оплакивание «умирающей» природы, с айванами и центральным залом, открытыми первым лучам восходящего солнца, был сооружен для отправления древнего языческого культа — поклонения обожествленным силам природы.
С высоты храмовой платформы, из тенистого айвана основной постройки была хорошо видна центральная городская площадь, а за нею — огромный, вытянувшийся с севера на юг вдоль ее восточного края массив разноэтажных жилых построек. Это так называемый «объект III» (каждое здание, раскапываемое в Пепджикенте, получает такое условное обозначение: рассмотренные нами храмы — «объекты I и II»; жилой квартал знати в юго-восточной части городища, у самой крепостной степы — «объект VI»), Каждый из жилых объектов с первого взгляда представляет собой бессистемное нагромождение различных помещений. Но при более внимательном подходе в каждом из них можно различить определенные группы комнат, составляющие изолированные друг от друга жилые комплексы, нечто вроде современных квартир. В состав такой «квартиры» знатного пенджикентца обязательно входили большой парадный зал, своеобразная гостиная, помещение с винтовой лестницей или пандусом, ведущим в комнаты второго этажа и на крышу, и, наконец, до десятка сводчатых коридорообразных помещений. Среди последних были высокие и довольно широкие (до 4 м в ширину) парадные коридоры и кладовые с вкопанными под пол огромными глиняными сосудами-хумами, и небольшие, плохо освещенные, каморки для слуг или рабов.
Рис. 95. Девушка и юноша на конях. Роспись из Пенджикента
Большие парадные коридоры часто служили прихожими для парадного зала. Вдоль их стен тогда размещались суфы, на которых в ожидании приема коротали время терпеливые гости или просители. Стены и сводчатые потолки таких помещений нередко были украшены росписями. Так, в одном из коридоров объекта III сохранилась чудесная живописная сцена — знатные юноша и девушка верхом на конях (рис. 95). Они едут рядом, стремя в стремя, эти ожившие перед нами согдийцы VII–VIII вв. Девушка держится свободно и независимо. Именно так и должна была выглядеть согдийская женщина, для которой составлялся брачный контракт, сходный с мугским договором уже знакомой нам Дугдончи. Это изображение, ныне выставленное в одном из залов Эрмптажа, в здании бывшего Зимнего дворца русских царей, пленяет изяществом рисунка и сдержанностью цветовой гаммы: художник использует только две краски — черную и белую, уверенно нанося ими контур по матово-красному фону. Это изображение заметно отличается от многоцветных, а часто и пестрых росписей других парадных коридоров и залов.
Рис. 96. Парадный зал в доме знатного пенджикентца (реконструкция)
Несколько сводчатых помещений ведет к широкому арочному проему, открывающемуся в парадный зал. В древности такие проемы скорее всего были завешены тканью. Самый зал был, вероятно, светлым, залитым солнечными лучами, богато украшенным покоем (рис. 96). Вход располагался посредине одной из степ, а слева и справа от пего тянулись широкие суфы, покрытые плотными тканями или коврами. Прямо напротив входа суфа расширялась, образуя площадку — почетное сиденье для хозяина и наиболее уважаемых гостей. Стены зала снизу доверху покрывала многокрасочная роспись, а стройные деревянные колонны и плоскую кровлю украшала разнообразная резьба.
Где-то здесь же стояли еще и деревянные резные статуи. Некоторые из них сохранились. Среди таких удачных находок была статуя танцовщицы, напоминающая индийские скульптуры (рис. 97). Танцовщица изогнулась, положила на бедро левую руку (от руки, правда, сохранилось лишь плечо и длинные тонкие пальцы) и, очевидно, подняла вверх правую. Ее фигуру украшали ожерелья и подвесные бубенчики, а вокруг бедер были обвиты, вероятно, разноцветные ленты. Сейчас танцовщица черна, как уголь; да она и на самом деле обуглена. Ее нашли в одном из залов объекта III, погибшем в огне пожара. И именно огонь спас для нас это замечательное произведение древнего согдийского резчика. Не будь статуя обуглена, она не пролежала бы во влажной пенджикентской земле и нескольких столетий. Она бы сгнила, и на том месте, где она стояла, археологи нашли бы лишь горсть праха.