На душе у Жерара стало еще светлее и спокойнее. Он сделал сейчас то, что должен был бы сделать любой мужчина. Душу переполняла радость, которой просто необходимо было с кем-нибудь поделиться. И Жерар пошел в неопределенном направлении по-утреннему Парижу, куда глаза глядят. Просто хотелось идти, идти и идти неспеша. Идти и напевать какую-нибудь незамысловатую веселую песенку. И такая песенка,конечно же, сразу вспомнилась и что называется села на язык
Жерар продолжал себе не верить, не верить в то, что произошло прошедшей ночью. Эта ночь разделила его жизнь на две части, на до и после. И вот теперь он может себя с полным правом считать главой семейства, где всегда будут царить любовь и уважение друг к другу всех членов семьи. Потом он вдруг подумал, а почему родился именно сын, а не дочь. Но тут же себя заставил не продолжать эту мысль (воля Небес свята). Может быть, у него когда-нибудь родится и дочь. Сын — его приемник и продолжатель его рода, продолжатель всех его дел и надежд. Какой он интересно, похож ли на Жерара, а может он, похож больше на Виолу. Да по большому счету так ли это важно сейчас, на кого он похож. Главное, что это его сын, его кровинушка,его продолжение в этом мире. Продолжение его и Виолы. Жерар позвонил родителям и друзьям и с напускным спокойствием сообщил им эту замечательную новость. Он принимал поздравления и напутствия от родных и друзей и все ровно с трудом верил в происходящее.
Весеннее утро было мягкое и солнечное. С Сены поднимался голубоватый туман, его пронизывали солнечные лучи, и казалось, что в воздухе плавают мелкие частички золота. Пройдя площадь Лувра, Жерар оказался около церкви Сен-Жермен-л*Оксерруа. Жерар, войдя внутрь около часа,молился, благодаря Всевышнего за то, что прошедшей ночью у него родился сын. Выйдя из церкви, он решил проехать в свой любимый парк Флораль, скрытый в глубине Венсенского леса. Жерар любил этот райский уголок за то, что в нем высажены многие тысячи цветов и как раз там сейчас цветут тюльпаны. Приехав в парк, он добрался до искусственного озера, подошел к гранитной скале, превращенной в искусственный водопад и сел на лужайку. Рядом тихо шумел сосновый лес, скорее всего обсуждавший радостное для Жерара событие. А небо, какое бездонно синее небо, какая красота. Он достал из внутреннего кармана пиджака фляжку с коньяком, открыл ее и сделал жадно несколько глотков. Коньяк приятно ударил своей крепостью в голову, стало так хорошо на душе, что захотелось кричать на весь мир о своей радости. Но Жерар сдержался, он просто лег в траву и стал смотреть на тихо плывущие в небе белоснежные облака. Жерар сейчас думал о них, зачем они куда-то летят в бесконечную даль, ведь здесь на земле так прекрасно и уютно, так счастливо, что просто глупо это счастье искать где-то в другом месте.
Глава 2
Спустя 5 лет. Развод
— «Жерар я больше так не могу. Я ухожу», — сказала Виола без всякого сожаления, с трудом закрывая чемодан.
— «Виола…», — отчаянно произнес Жерар.
Лицо Жерара напоминало, белое полотно, тускло-карие глаза неотрывно смотрели на нее; тонкие, бледные губы, шевелились, словно пытались что-то сказать, тяжелый, чисто выбритый подбородок, нервно дрожал в напряжении. Черный костюм, неуклюже висел на его худощавом теле, весь его образ, был довольно непритягательным и даже в какой-то мере жалким. Он сделал шаг на встречу к ней.
— «Куда ты поедешь⁉».
— «В Москву к маме, я устала от Парижа, я устала от нашей обыденности». Чем дальше заходил разговор, тем больше угнетало собственное непонимание, того, что ожидает в дальнейшем.
Виола была родом из простой семьи, приехала она в Париж, по приглашению модельного агентства. Виолетта (Виола) от латинского языка, означает фиалка. Действительно Виола была прекрасна, как фиалки. Ее яркие голубые глаза могли покорить любого человека, который оказывался в поле ее зрения. Сочетание изящной красоты и великолепных манер, было находкой для дизайнеров Франции. Грандиозные недели мод во Франции, шикарные наряды, большие деньги, поклонники, тайные воздыхатели, все это было сладким сном для Виолы. Но иногда казалось, что чего-то не хватает в ее мире, словно Дежавю, все повторялось.