Светлана Владимировна вскочила со стула, и кинулась к Лене, сжав её в объятиях.
— Прости меня, милая… Прости…
— Мамочка! Неужели это правда? — сквозь слёзы произнесла дочь.
— Да.
— Я не верю! Зачем?! Зачем, мама?!
— Я не могла по другому поступить… То, что он с тобой сделал… Я не могла…
— Света, но ведь почти год прошёл. Тебя же тогда допрашивали, и ничего.
— Следователь слишком дотошный оказался. Там на соседнем доме камера была, как раз задний двор снимала. Никто на неё тогда внимания не обратил, а этот решил перепроверить всё, и затребовал записи с неё, ну а там я.
— Зачем же ты призналась? — перебила подругу Наталья Андреевна. — Вряд ли там твоё лицо можно было разглядеть. Пусть бы доказали ещё.
— Хочу быть чистой перед богом.
— А как же я, мама? Что мне теперь делать? Как жить? Как Стасика растить? Я же свихнусь одна.
— Дочь, возьми себя в руки. Следователь сказал, что больше десяти лет не дадут, есть ведь смягчающие обстоятельства, — она саркастично улыбнулась, — смягчающие… Он над тобой надругался, а это, оказывается, смягчающие обстоятельства.
Всё оставшееся время они просто проревели, не в силах больше говорить… Суд принял во внимание доводы адвоката, основанные на результатах следствия, и Светлана Владимировна была приговорена всего лишь к восьми годам общего режима.
Стас пришёл со школы пораньше, и не ожидал встретить дома бабушку. В том, что это она возилась на кухне, можно было не сомневаться — так вкусно пахло только тогда, когда она жалила свои сырники. Как и большинство детей, он не помнил себя до первого класса, поэтому не знал, что рос без бабушки, и когда она вдруг появилась, то никто ему не рассказывал, где она всё это время была.
— Мама сказала, что ты вчера торшер разбил, — произнесла она строго, не отрываясь от сковороды.
— Случайно вышло, бабуля.
— Голова цела?
— Да что с ней будет.
— Ну и хорошо.
Светлана Владимировна разложила на тарелке сырники, и налив себе крепкий чай, села напротив внука.
— Кушай, Стасик.
— Спасибо, ба. А можно спросить?
— Давай.
— А откуда у тебя эта наколка на пальце?
— Так… Ошибка молодости, — ответила она, и крепко сжала кулак, скрыв тем самым синеватую надпись «САВА», которая была нанесена на боковую сторону среднего пальца левой руки.
ГЛАВА 11
Это была сама ужасная ночь в её жизни. Никогда до этого Габи не испытывала такого позора и унижения. Как мог этот противный человек в погонах майора допрашивать её после того, что делал с ней в постели? Говорить о нравственности и морали, ссылаться на какие-то статьи закона, которые она, якобы, нарушила и за что должна быть сурово наказана. Сколько гадостей она узнала о себе и о Фриде, сколько скабрёзностей услышала в свой адрес.
Но больше всего Габи тревожило другое. Её целую ночь не было дома, родители, наверное, с ума сходят, ищут её повсюду, и не дай бог найдут здесь. Это даже хуже чем просто умереть. Габи знала это.
— Господин, майор, — взмолилась она, — прошу вас, отпустите. Я больше не буду этим заниматься. Меня родители убьют если узнают, что я здесь, а потом ещё раз убьют, если узнают почему я здесь.
— А ты юморная, — рассмеялся он, — другая бы уже сопли распустила и всё подписала.
— Так вы мне объясните, что я должна подписать. Вы только гадости всякие говорите про меня и про мою… — она осеклась, чуть было не сказав учительницу, — и про Фриду.
— Ты подтверждаешь, что занималась нелегальной проституцией по принуждению гражданки Фриды Фарго.
Габи задумалась.
— Не было никакого принуждения. Я сама…
— Сама всё организовала? И притон этот, и клиентов сама подбирала? И налоги не платила?
— Нет. Это Фрида делала… Я вообще первый раз попробовала… С вами…
— Ты мне это прекрати, — строго произнёс майор, — ничего ты со мной не пробовала. Я тебя взял с поличным…
И тут Габи поняла, что нащупала болевую точку своего мучителя, и это был её единственный шанс вырваться отсюда.
— Хорошо, давайте сделаем так, — решительно начала Габи, — вы отпускаете меня и Фриду, а я не рассказываю вашему начальству, про то как вы изнасиловали школьницу.
— У меня встречное предложение, — спокойно произнёс майор, явно ожидавший такого поворота, — я вас отпускаю, дело закрываю за недостаточностью улик, и продолжаю, как ты выразилась, трахать школьницу, но уже бесплатно и столько, сколько мне захочется.