[18]
Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1972–1990. Т. 18. С. 37.
(обратно)[19]
Достоевский Ф.М. Славянофилы, черногорцы и западники, самая последняя перепалка // Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 27.
(обратно)[20]
В своих мемуарах “Замечательное десятилетие” П.В.Анненков отмечает, что статьи Белинского оказали огромное влияние на учителей русского языка и словесности казенных училищ, которые сумели “заразить” идеалами критика “всё благородное русское юношество”. “Под предлогом разбора русских сочинений Белинский занят был единственно исканием основ для трезвого мышления, способного устроить разумным образом личное и общественное существование” (Анненков П.В. Литературные воспоминания. М., 1960. С. 140–141). А.И.Герцен в “Былом и думах” вспоминает: “Пять раз хаживали студенты в кофейные спрашивать, получены ли ”Отечественные записки“: тяжелый номер рвали из рук в руки. ”Есть Белинского статья?“ — ”Есть“, — и она поглощалась с лихорадочным сочувствием, со смехом, со спорами… и трех-четырех верований, уважений как не бывало” (Герцен А.И. Собр. соч. Т. IX. С. 30. Курсив А.И.Герцена. — В.Щ.). Но ведь трезвое мышление и рационализация личного и общественного существования — программа всех западников; она-то и привлекала учительскую интеллигенцию и учащуюся молодежь. Огромную роль сыграли тут и личные качества Белинского. Задумываясь над причинами небывалого авторитета критика “как среди созидавшегося тогда свежего литературного круга, так и среди интеллигентной читающей публики”, Д.В.Григорович констатирует: “Не столько ум и логика обусловили его силу, сколько совокупность их с нравственными его качествами. Это был палач всего искусственного, деланного, фальшивого, неискреннего, всяких компромиссов и всякой неправды, где бы таковая ни являлась. При этом он обладал громадным талантом, редким эстетическим чувством, страшной энергией, жгучим словом, горячею возвышенною душою, восторженностью и теплейшим, деликатнейшим и отзывчивым сердцем во всем. Словом сказать, его можно назвать: могучий критик-поэт” (Григорович Д.В. Литературные воспоминания. М., 1987. С. 219).
(обратно)[21]
Да и сам он, уже вовсю провозглашавший почвенническую программу, сознательно выбирал идеалы западников, хотя и призывал соединять их с “народным началом”, главным свойством которого он считал “общечеловечность” (см., напр.: Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Т. 19. С. 62).
(обратно)[22]
Там же. Т. 19. С. 60–61 (разрядка Ф.М.Достоевского, курсив мой. — В.Щ.).
(обратно)[23]
Далеким отголоском этой тенденции был один из лозунгов-клише реального социализма: “Идеи партии — в жизнь!” Другим являлось утверждение типа “идеи Ленина живут и побеждают”. Возможность существования просто идеи — идеи ради идеи, чистой рефлексии или размышления, не рассчитанных на практическое осуществление, — или игнорировалась, или программно отрицалась. Источником такого крайне прагматического отношения к теории был, как мне представляется, не столько марксизм с его десятым тезисом Маркса о Фейербахе (“Философы до сих пор лишь по-разному объясняли мир, а речь идет о том, чтобы его изменить”), сколько печальное наследие российского самодержавия, всегда опасавшегося свободной мысли своих граждан и подозревавшего в каждой сколько-нибудь оригинальной чистой идее крамолу, чреватую опасной для властей общественной практикой. Особенно тяжелое в этом отношении наследие оставила николаевская эпоха. В последующие времена претворение утопических концепций в жизнь стало своего рода религией значительной части русской интеллигенции.
(обратно)[24]
Кант провозглашал: “Умей пользоваться собственным разумом!” Цит. по: Краснобаев Б.И. Русская культура второй половины XVII начала XIX века. М., 1983. С. 173). См. об этом также: Кантор В. “Средь бурь гражданских и тревоги…”. Борьба идей в русской литературе 40–70-х годов XIX века. М., 1988. С. 7–8.
(обратно)[25]
Это вынужден был признать даже славянофил Иван Аксаков, который в письме к отцу, писателю Сергею Аксакову, рассказывал о необычайной популярности Белинского в провинции и о том, что о славянофилах никто слыхом не слыхивал (И.С.Аксаков в его письмах. Т. III. М., 1892. С. 290–291). Ср. также рассказ некоего купца о чрезвычайном успехе статей Белинского в Сибири в передаче И.И.Панаева (Панаев И.И. Литературные воспоминания. Л., 1950. С. 299) и свидетельство Н.Колюпанова о том, что для московских студентов профессора-западники были “представителями истинной науки и европейской гуманности”, а славянофилы — “апостолами безобразия” (Колюпанов Н. Из прошлого // Русское обозрение. 1895. № 3. С. 20).
(обратно)