Житейский опыт поможет не делать ошибок. Он так будет любить… так… чертям станет тошно. Каждая тварь завидовать будет!
Девчонка улыбалась
Серёга бредил, представляя в ускоренной динамике сцены безоблачного счастья: переживал момент близости, первый поцелуй, признание в любви (!). Ещё несколько минут и…
Вот и его остановка.
— Чёрт, чёрт, чёрт, — вопило всё его существо, вынужденно поставленное перед непосильным выбором.
Заскрипели колёсные пары, дёрнулся остановленный торможением состав, ёкнуло и упало внутри.
Серёга засуетился, схватил гитару, торопливо пристроил на спину рюкзак. Отводя в сторону взгляд, начал спешно пробираться сквозь толпу пассажиров к выходу.
Не посмотреть в её сторону не было сил. Сдался.
Девочка привстала, сделала попытку последовать за ним.
Серёга неуверенным жестом остановил её эмоциональный порыв.
— А я… как же я, — кричал девичий взгляд, на глазах которой наворачивались слёзы, — ведь я тебе поверила!
Мужчина опять, в который уже раз, сбегал в самый ответственный момент. Может, ничего серьёзного и не случилось бы, может это иллюзия больного воображения, но ведь он даже не попробовал.
Выбравшись на перрон, Серёга чувствовал себя так, словно только что избежал удара лезвием ножа, ощущение, которое известно ему не понаслышке: внутренности противно дрожали, подкашивались ноги, по лицу стекал холодный пот.
— Неужели это я, — недоумевал незадачливый донжуан, — ишь ты, колбасит-то как, словно в самый первый раз! Пригрезилось что-то! Ничего, Серёга, ничего, прорвёмся. Вот Юльку отыщу, предъявлю на неё отцовские права, найду себе тихую послушную женщину, обустрою уютную гавань. Заживём! На работу устроюсь. А жить, жить-то где? Без бабы надёжной и верной никуда. Надо было пичугу эту приголубить. Глядишь и… она ведь сама…
Электричка тронулась. Мимо проплывало окно, сквозь которое на него с недоумением смотрела девушка, которой померещилось, будто встретила судьбу.
— Ну и дура! Какого беса улыбаться первому встречному. Вот и Жанка. Сами соблазняют, на рожон лезут, подставляются, а мы, мужики, переживай потом, расхлёбывай последствия их мерзких пороков. У-у-у, змеюки! Просил я её рожать? Осчастливила прям! Найду родительские могилы, поклонюсь и обратно в тайгу подамся, от греха подальше. Таймень да медведь любви спрашивать не будут.
Когда-нибудь…
Ничего, кажется, в семейной жизни четы Куликовых не предвещало наступления промозглых холодов.
И вообще, это была самая макушка лета.
Солнце в зените, сладкий до одурения запах свежескошенного газона, экзотические фруктовые развалы на каждой остановке, загорелые не по-здешнему женщины почти раздетые, детишки в лагере — живи, радуйся. Так нет же… интуиция, мать её за ногу: зудит, кочевряжится, не даёт покоя, а на какую тему — молчит, как скелет доисторического звероящера в зоологическом музее.
Неуютно стало жить, зябко. Знать бы — отчего грусть-кручина в такое неподходящее время накатывает, прожигает до позвоночника.
Мыслей на этот счёт проскакивает много: с интеллектом, логикой аналитическими способностями у него полный порядок; недаром, где на периферии что не так, на прорыв его посылают. Умеет Виталий Серафимович в считанные дни локальные точки бифуркации обнаружить, форсаж экономической безопасности включить, чтобы переломить кризисную ситуацию.
Это на службе. В семье всё не так. Тут Зойка верховодит, супружница благоверная.
В её нежных ручках с породистыми музыкальными пальчиками все рычаги, все ниточки, посредством которых управляет психологическим, материальным и социальным климатом устоявшейся за одиннадцать лет ячейки общества.
Основным, а может и единственным регулятором благополучия их семейной пары с того самого дня, когда будущая супруга ласково заглянув ему в глаза попросила донести до автобусной остановки неподъёмные чемоданы, была, как бы вызывающе это не звучало, самая что ни на есть любовь.
Виталий млел и таял в Зойкином обществе, наслаждался её присутствием даже тогда, когда чувствовал недостаток с её стороны внимания.
А она… чего греха таить: были и не однажды поводы для ревности, были неопровержимые свидетельства неверности. Виталий Серафимович обожал свою юную пери, которая ещё тогда, сразу после свадьбы целовалась взасос с прыщавым недоноском, бывшим одноклассником.
Разборки он устраивать не стал, но полунамёками дал понять о своей осведомлённости. Зойка даже не смутилась, — мало ли что тебе показалось. С кем хочу, с тем и целуюсь!
Обидно, конечно, но Виталий сумел подкупить уязвлённое эго: девчонка не ведает, что творит. Привыкла к ребячеству. Я ей докажу, очарую, окружу любовью так, что не только недомерков — Аленов Делонов замечать перестанет.
Он старался. Тем не менее, застукал за тем же неприглядным занятием на дружеской вечеринке позже, когда малютка Ларочка делала первые шаги.
В тот день он здорово надрался, даже отключился с горя. Злые языки пытались месить грязь по поводу Зойкиной вольности: мол, она такое на глазах у всех вытворяла…
Куда там. Жена цезаря вне подозрений. Не могла она, не мо-гла! Это был дружеский… ну, или случайный поцелуй (ага!). С кем не бывает! Без соблазнов и иллюзий жизнь становится невыносимо пресной. Поманили, обманули!
С тех пор Виталий вычеркнул из своей жизни всех друзей от греха подальше, а Зойку буквально преследовал, хотя ограничить её внутреннюю свободу был бессилен: она могла так посмотреть, что у него поджилки начинали вибрировать.
Были у жены греховные импульсы или нет — неважно. В любой пикантной ситуации виноваты оба. Так его убеждали на тренинге, объясняя основы семейного счастья, где Виталия обучали по вербальным и невербальным признакам за доли секунд определять, чего хочет женщина и как стать ей необходимым настолько, чтобы даже помыслы не рождались в юной головке.
Виталий усердно познавал секреты интимной психологии, но применить их на практике не успел: Зойка просчитывала его хитроумные комбинации и ловко уводила в сторону, что было совсем несложно: стоило прелестнице оголить ножку, грудь, чувственно потянуться, подать секретный знак, как наивный бычок немедленно возвращался в романтическое стойло.
Она знала толк в обольщении, коварно пользовалась бесконечно огромным арсеналом инструментов искусительницы, для чего под покровами скромных одежд имелось всё и даже больше.
Увы, ни серебряная упряжь из нарядов, ни уздечка из условностей и запретов, ни вожжи благоразумия и стыдливости вольный норов рыжеволосой фурии не воспринимал всерьёз. Опускаться до тотального контроля и слежки Виталий не хотел, да и не мог. Недаром говорят, что слепых вокруг нас гораздо больше, чем зрячих. Любовь делает человека наивным и глупым.
Впрочем, мужчина пробовал на краткий миг снимать розовые очки, но оказалось, что это больно вдвойне.
Родить сына захотел он в надежде, что малыш мотивирует на искренность, откровенность и доверие. Ребёнок — это серьёзное испытание. Не забалуешь.
Зойка родила, но потребность поиска острых ощущений не утратила. Прямых улик не было, зато косвенных — хоть отбавляй: незнакомые мужские запахи, участившиеся отказы в близости, раздражительное настроение, агрессивные нападки без причин, таинственные звонки, ночные сообщения на ватсап, вещи, которые не покупал и многое другое.
Виталий делал всё, чтобы реанимировать любовь. Тщетно. Отношения становились день ото дня формальнее, неприязненнее.
Он готовился к большому разговору, искал веские аргументы, выстраивал внятные логические построения, репетировал решающий монолог. Представить себе, что Зойка может уйти, было немыслимо, жутко. Виталий беззаветно любил детей, но жену гораздо сильнее.
Как назло в одном из филиалов произошла почти катастрофа. Неумелое руководство и некомпетентные логистические решения едва не привели отделение к банкротству. Его опять бросили на амбразуру. Сколько времени понадобится на локализацию кризисной ситуации непонятно. За это время может случиться всё, что угодно. Зойка, она же не видит берегов.