Виталий Серафимович не мог отказаться выполнять служебный долг. Пришлось ехать, так и не выяснив достоверность подозрений, хотя… на этот раз он был уверен, что имеет дело не с сиюминутным увлечением жены, как минимум с серьёзной влюблённостью.
Поведение супруги выходило за рамки мимолётной влюблённости.
Бессовестный разврат начался сразу после отъезда. Нашёлся доброхот, пославший Виталию пару не очень чётких снимков, на которых были хорошо видны голые тела и искажённое наслаждением Зойкино лицо, выглядывающее из-за мужского плеча. Было подозрение, что это могла состряпать (но зачем?) жена анонимного любовника.
Лучше бы он этого не видел.
Если бы в момент идентификации действующих лиц рядом не находилась Ирина Леонидовна, главный экономист филиала, Виталий Серафимович запросто мог бы выйти в окно девятого этажа офисного здания, чтобы раствориться в нематериальной среде.
Ему поплохело: перед глазами восьмёрками кружились разноцветные мушки, голова гудела как соборный колокол, возвещающий Благовест.
Ирина Леонидовна суетилась, старалась угодить приезжему начальству. Когда кризис миновал, женщина предложила пансион в своём доме, — будет, кому за вами приглядеть. Я ведь одна живу. Муж на погосте, дочь в столице учится. Соглашайтесь. Денег опять же сэкономите. Меня развлечёте. А я вас.
— Давайте сначала служебные вопросы решать, — на автомате брякнул Виталий, отметив, тем не менее, моложавое, крепкое от природы телосложение, высокую грудь и приятный до напряжения в паху тембр голоса, — я не развлекаться сюда приехал. По существу, что можете сообщить?
— Спрашивайте. Я полностью в вашем распоряжении. Введу в курс дела, с остальными специалистами встретитесь завтра. Совещание назначено на девять утра. У меня банька протоплена, соседка молока парного принесёт. Не обижайте вдовицу отказом. Это ни к чему вас не обяжет.
Рабочие дни были заняты под завязку. Причина кризиса филиала тривиальная — алчность руководства. Ирина Леонидовна не скрывала от Виталия даже неприглядные факты.
Вечерами они гуляли по набережной реки, беседовали непонятно о чём, готовили сообща, парились топлес, ночью и вовсе тёрлись телами (не без этого).
Женщина была аппетитна, сказочно нежна, темпераментна и предельно доступна. С ней было легко, словно романтическое безумие не началось только что, а существовало изначально с момента сотворения мира.
Про Зойку он почти не вспоминал все эти дни, — бес с ней, бесстыдной шалавой девчонкой. С её порочным поведением нужно кончать. Другое дело Ирина. Пусть не красавица. Подумаешь — конопухи во всё лицо, бесцветные глаза и безвкусная одежда, зато характер ангельский. Бросить всё и начать сначала, пока не поздно.
Виталий вновь почувствовал себя молодым.
После интимных марафонских забегов он ощущал забытый давно прилив сил, которых хватало после постельной акробатики на утренние рыбалки, на медленные парные танцы, посиделки с гитарой у костра и многое другое.
Ирина умела всё: непонятно когда успевала готовить, стирать, прибираться, ведь она каждую минуту посвящала ему. А как чувственно пела!
Виталий был человеком эмоциональным, мечтательным, страстным. Витамины счастья бурлили в крови, заставляя грезить. Обычно этим грешат женщины, но когда долго болеешь разочарованием, испытываешь внутренний кризис, полную утерю контроля над собственной судьбой, милосердно протянутая обстоятельствами соломинка кажется спасением.
Ирина была необычайно щедрым подарком, женщиной-мечтой, во всяком случае, на данном этапе жизни, когда перестаёшь питать иллюзии относительно своей значимости.
Женщина ничем не обозначала своих притязаний: просто жила, просто беззаветно служила, просто отдавалась без остатка и только. Возможно, так ведут себя все, кто изголодался по живому общению, по близости, для кого минута страсти равнозначна последнему, единственному глотку свежего воздуха.
Виталий был настолько очарован вниманием, что принял решение переехать сюда жить и работать. В этом уютном домике всё было мило: уют, атмосфера, обстановка, гостеприимность, спокойствие.
Ирина — его женщина. Такая не предаст, не обманет, ей нет дела до запретных наслаждений на стороне. Что ещё нужно мужчине, чтобы чувствовать полное доверие и умиротворение?
Пусть Зойка идёт своей дорогой, пусть ловит в интимные сети бесконечных воздыхателей. Каждому своё.
“Была любовь. Была сомнений смута. Надежды были. Молодость была, да, молодость была, но почему-то она большого счастья не дала”.
Когда-то он эти эмоции уже переживал, где-то слышал, как страдают обманутые супруги.
Ирина никогда не обмолвилась нелестным словом о муже, чего нельзя сказать про него. Открылся, выплеснул душу до донышка. Каждое сомнение и обиду расчертил цветной тушью: бедный, несчастный, заброшенный.
Пожалеть!
Ирина приютила, приласкала, открылась.
На перроне (она провожала его, полная надежд) стояла невзрачная, постаревшая неожиданно женщина без следов искусственного омоложения: простоволосая, одетая как большинство аборигенов — чистенько, но однотонно, мешковато. Внешне она была счастлива, но чутьё подсказывало: эта связь была несерьёзным увлечением: казус курортника, временное помутнение рассудка: никто не узнает о том, какие страсти едва не породили девятый вал.
Виталий на полном серьёзе (сам в это верил) обещал вернуться.
Он жил позитивными образами, которые генерировала Ирина, но был слишком слаб, чтобы жить всерьёз, когда её не окажется рядом.
Как же Виталию было плохо.
Каждому, кто знаком с понятием катарсиса (нравственного и духовного очищения в результате перенесённого страдания), известны реалии этого удивительного состояния: отречение от всего, что мешает счастью здесь и сейчас.
Сравнение той и этой женщин, как бы ни было хорошо и уютно вчера, оказалось не в пользу Ирины. Она — лишь гомеопатическое лекарство, малюсенькая молекула действующего вещества в необозримом пространстве воздуха и света, которое помогло на краткий срок сбросить давление обстоятельств: не так, чтобы очень эффективно.
“Она ушла, Но слезы не прольются. Ушла. Иди. И не зови трубя. Нет, не хочу я в молодость вернуться, вернуться к дням, где не было тебя”
Гипертония ностальгического влечения неизлечима. Завтра Зойка очнётся (нет никого желаннее, ближе), будет страдать, каяться. Кто её поддержит, кто спасёт от депрессии, от пустоты отчуждения!
Красавица жена, пусть распутная, пусть порочная, слабая на передок (так и он в современных реалиях совсем не ангел, тоже отметился), не идёт ни в какое сравнение с женщиной, которая просто напросто соскучилась по интимной близости, которая в трудную минуту оказалась рядом.
Мучает Виталия лишь один вопрос — мужик он после всего этого или слабохарактерный предатель? И ещё один — что их на самом деле с Зойкой соединяет?
Мужчина трясся лицом к стене плацкартного вагона на второй полке и рассуждал: ведь скучал он не совсем по жене. Было нечто иное, чего объяснить уже давно было невозможно. Давно, очень давно, физическое присутствие Зойки в их совместной интимной жизни не было необходимым условием счастья.
Странно, да?
Без неё (мечта активно иллюзорна) он беседовал с фантомом жены сколько угодно и когда угодно (стоило закрыть глаза расслабиться), режиссируя самостоятельно ткань и цветные декорации эмоциональных диалогов, знал, что и когда она ответит, чем и как возразит.
С ней (той, из такой родной оптической голограммы) он был умиротворён и спокоен, заранее зная, чего она хочет, с чем может не согласиться (Виталлий в иллюзиях, где чувствовал себя уверенно, полностью контролировал Зойкино поведение).
Он любил, но давно уже не саму жену, скорее её обожаемый призрачный облик. Ей же (бестелесному фантому) доставлял в мечтах неземное удовольствие: для этого требовалась самая малость — закрыть глаза, с головой погрузиться в нирвану, взять власть над неприглядной реальностью… точнее, немного помочь руками и… получить удовольствие.