Засим, осенив меня по лицу три раза крестным знамением, стал невидим, и я остался один посреди пропасти на жерди, которая колебалась подо мною, как нить. Причем слышал я из пропасти множество голосов, кои вопияли: «Пойдем возьмем этого монаха, — и называли меня по имени, — теперь ушел от него Георгий и он остался один. Поспешим взять его! Видите, что он хочет по этому узкому дереву переправиться чрез пропасть!» К тому же слышал я и громы из глубины пропасти. Тогда, ужаснувшись, возопил: «Господи! Какая душа может перейти чрез эту пропасть без испытаний и опасности? И что может здесь помочь ей?» Тогда услышал с неба глас, говорящий, подобно грому: «Добрые дела помогают перейти этою дорогой. Или когда Матерь Божия молится за какую душу — лишь тогда только душа эта спасается от сей пропасти». Услышав это, я возопил: «Матерь Божия и святой Георгий! Помогите мне, грешному!»
Тогда увидел я опять свою церковь и братию, оканчивающих утреню.
Видение небесных храмов послушником Курской Коренной Пустыни
Записи этого видения были представлены одним из послушников в виде докладной записки настоятелю Курской Коренной пустыни архимандриту Ювеналию (Половцеву), впоследствии архиепископу. Копия этой докладной записки была переслана архимандритом Ювеналием одному из оптинских иноков, от которого и получил ее Сергий Нилус, опубликовавший это видение в одной из своих книг.
«Его высокопреподобию настоятелю Курской Коренной Рождества Богородицкой пустыни, отцу благочинному монастырей архимандриту Ювеналию.
Простите, батюшка, с Вашего благословения приступаю к сему делу с дерзновением и, объятый слепотою и неразумием, прошу и надеюсь, что Вашим благоразумием и милостивой отеческой любовью они будут покрыты, ибо в Вашей особе вижу истинного служителя Божиих Таин и потому вручаю себя вашей святыне.
Я как теперь помню, меня жестоко смущал помысл оставить монастырь и уйти в мир. Соизволяя сему помыслу и смутившись сердцем и душою, я предался отчаянию и наконец решил осуществить свое намерение и вернуться в мир. Это было в четверток, а уйти из монастыря я назначил себе в воскресенье.
На следующее утро, то есть в пяток утра, когда по чиноположению монастырскому будильщик ходил будить братию к утрени, он зашел ко мне и разбудил и меня, но я, по обычной своей лености, лег опять на постель подождать, когда зазвонят к утрени, и тотчас заснул.
И представилось мне следующее видение: вижу я, что я будто уже умер без покаяния, сижу над своим телом и горько плачу. И мысль моя во мне говорит, что я осужден в ад на вечное мучение. В плаче этом я говорю:
— Господи! Если бы я знал, что умру в настоящую ночь, то сходил бы к своему духовнику, покаялся бы и просил бы братию помолиться обо мне. А теперь я умер без покаяния, и что мне теперь делать? Господи! Хоть бы Ты, подвергнув меня временно мучениям, дал мне воскреснуть, чтобы принести покаяние: Ты долготерпелив и многомилостив, и, что невозможно у человека, у Тебя все возможно.
В эту минуту, когда я так взывал ко Господу, явился некий юноша, весьма красивый лицом, в белой, блестящей, как бы шелковой одежде, опоясанный крестообразно на груди широкой розовой лентой. Подошел ко мне этот юноша, взял меня за руку и повел в какое-то темное, мрачное место. Ах, что же я там увидел!.. Много нагих людей сидит в этом месте: одни горько плачут, другие жалобно стонут, а иные скрежещут зубами, рвут на себе волосы и кричат:
— Увы! Увы! Горе нам! О горе, о беда!..
При виде этого сердце мое исполнилось страха и ужаса, так что я трепетал от страха.
И говорит мне приведший меня туда юноша:
— На это место мучения широким путем пришли люди, а теперь я покажу тебе, куда тесный путь вводит и куда войти можно только скорбями многими.
И только он выговорил слова эти, как явился другой юноша, во всем подобный первому, и назвал его по имени, но имени этого я припомнить не могу. И юноша этот берет меня за руку и говорит первому, водившему меня:
— Пойдем к его гробу: там начали петь панихиду!
Тут мы все трое очутились в нашем соборе, но только ни гроба, ни тела моего я там не видел, а только слышал пение: «Твой есмь Аз, воззови мя, Спасе, и спаси мя».
Мне стало вдруг легко и радостно и весело на душе. И говорит мне первый юноша:
— При пении панихиды душе делается всегда весело.