После сего отец взял меня за руку, и мы с ним пошли. Дорога была каменистая; потом вскоре началась тропинка, покрытая красным блестящим песком. Мы пошли по этой тропинке. Она привела нас к большим, высоким воротам; на них было много икон, а по сторонам ворот стояли два монаха и держали в руках иконы. Я вошла вместе с отцом в отворенные ворота. Тут, при входе, встретило нас очень много детей; в числе их я увидела знакомых и своих братьев и сестер, умерших в разное время: Алексея — шести лет, Евгению — семи лет, Феодосию — пяти лет, Марию — четырех лет, Петра — трех лет, годовалую Антонину и Лидию — шести месяцев. Все они со мною поцеловались. Одеты они были не одинаково, а так, кого в чем похоронили, но на всех были крестики, снаружи, а на головах венчики, какие на умерших надевают в церквах; за поясками у всех были платочки с изображениями ангельских ликов и с надписями, но что написано — я не знаю и не читала. Дети хотели было вести меня, но папа взял меня за руку и сам повел. Мы пришли к церкви, очень большой, белой, с сияющим куполом. В притворе было много икон: с правой стороны стоял монах в облачении и читал; там же на столе были крест, святая вода, свечи с изображениями Спасителя и Божией Матери и венчики. Я спросила: «Для чего здесь венчики?» «Они даются тем, кого похоронят без венчиков», — отвечал отец.
Среди церкви стоял монах и читал, но я не помню что; я рассматривала церковь. Иконостас весь блестел, и в нем было много икон; Царские врата были растворены — над ними белый голубь. С правой стороны была икона Спасителя, а с левой — Божией Матери; обе иконы большие, в белых блестящих ризах, усеянных золотыми крестиками и звездочками. На обоих клиросах стояло много Ангелов в белых одеяниях — все в один рост и все они пели: «Христос воскресе!» Я узнала Ангелов потому, что они были с крыльями, как изображаются на иконах. Кроме Ангелов и монахов, никого в церкви не было. Отец выпустил мою руку, которую все время держал в своей руке, и я стала молиться пред иконой Божией Матери. Помолившись, я хотела подойти и поцеловать икону, но кто-то невидимо удержал меня, и я не могла подойти к иконе. После сего отец взял меня за руку, и мы вышли из церкви.
Тут я увидела очень сильный свет, непохожий на солнечный. В это время отец велел мне поклониться. Я поклонилась. Потом велел встать — я встала и спросила:
— Что такое было, что мне велели поклониться?
— Тебя Господь благословил, — отвечал отец.
Тут нас опять встретили дети, и мы все пошли далее. Деревьев было много, как будто лес. Шли мы по широкой тропинке, покрытой зеленью, как ковром, и еще чем-то блестящим. Вскоре мы пришли к тому месту, где дети постоянно находятся. Тут на большом столе я опять увидела свечи с бантами из лент и изображениями святых. Дети срывали с деревьев много разных плодов и давали мне, но я отказывалась, не брала; они были как будто недовольны моим отказом и клали плоды в корзинки. Я стала спрашивать детей:
— Что вы здесь делаете?
— Богу молимся, в церковь ходим, поем и звоним на колокольне.
— За кого вы молитесь? — спросила я.
— За тех, кто за нас молится.
— Чем вы здесь питаетесь?
— Молитвами, когда нас поминают.
— Какими молитвами?
— Какие бывают на проскомидии.
— А когда вас не поминают, тогда чем питаетесь?
— Когда ты придешь к нам, тогда все узнаешь.
Тут все дети стали просить меня, чтобы я осталась у них:
— Ты будешь нянчить своих маленьких сестер.
Но я не желала оставаться. Отец сказал мне:
— Пойдем.
Я стала прощаться с детьми, брала их за руки, а они меня целовали.
Когда мы пошли, я стала расспрашивать папу:
— Спите ли вы здесь?
— На что нам сон? — сказал он. — Спит наше тело, а душа не спит.
— Разве ночей здесь не бывает?
— У нас как теперь светло, так и всегда. Свет незаходимый.
— А холодно бывает?
— Здесь нет ни холода, ни жары.
Я стала смотреть вверх, думала увидеть небо, облака, но ничего не видела, кроме сильного света и больших деревьев, стоявших вокруг и поднимавшихся на значительную высоту; а сверху видела летающих Ангелов, трубивших в трубы.
Отсюда пошли дальше. Вижу беседки, сплетенные из растений: в них были монахи и священники. Далее, за беседками, под деревьями, сидел кто-то в кресле, с короной на голове.
Я спросила папу: «Кто это сидит?» Он сказал: «Государь». Имени Государя я не знаю, не спрашивала; только вдали видела еще много таких же.
Пошли еще дальше. Вышли на тропинку, где не было ни леса, ни земли, и дорога была не такая хорошая, как прежде. Чем дальше шли, свет постепенно все уменьшался, мы подошли к каким-то подвалам; кругом было сыро, холодно, смрад. Тут я увидела много людей; некоторые из них сидели за какими-то перегородками, и все плакали. У многих женщин, склонивших головы, вся одежда была мокрая от слез. Я узнала некоторых знакомых, и свою крестную мать, умершую два года тому назад. Она сидела и, увидев меня, просилась было ко мне, но кто-то невидимо удержал ее и не допустил ко мне. Она опять села и заплакала. Я спросила: