Тогда юноша говорит:
И указывая рукою, где стояли солдаты, говорит:
— Видишь, не призрак это, а воистину Ангелы Господни.
И я увидел между страждущими воинами много Ангелов в виде красивых крылатых юношей, держащих в руках ленты и накладывающих их на плечи генералам, офицерам и солдатикам. Ленты были: одни чисто белые, другие красные с золотистыми ветвями и крестами — на одних восьмиконечными — на других же подобием звезды; крест у всех приходился на груди.
Тут же я видел двух человек, которые ничем не были награждаемы, и я спросил юношу:
— Почему?
— Они на все пороптали.
Потом я спросил:
— Почему у некоторых крест на лентах звездою?
— Это те, которые не православного вероисповедания, но Господь одинаково наградил и их за то, что они исполнили свой долг пред царем и верой православной.
Потом я спросил:
— Почему у одних белые ленты, а у других красно-золотистые?
— Ленты белые на тех, которые умрут теперь, в сражении, как истинные герои, а те, у которых золотистые, пойдут в плен и, возвратившись, понесут позорное поношение. Хотя и они сражались искренно и усердно, но не от них зависело, чтобы быть победе. Награда же сия дана им от Господа Бога, да когда каждый из них предстанет на суд Божий, всем открыто будет Царство небесное. Они не заслужили той скорби, которую должны нести от людей. Теперь видишь, кто каких даров сподобится на земле, кому Ангелы прислуживали, как видишь теперь.
— Ты видел, — сказал юноша, — не скорби, но молись Господу Богу.
Видение Царицы небесной в нашем храме во время всенощного бдения
Когда началась японская война и началась внутренняя смута, я положил себе за правило, каждодневно перед образом Царицы небесной класть за Государя три поклона. Так шло несколько лет. Кончились уже забастовки, и смуты вообще. Вот однажды, придя в церковь, прикладывался к образу Царицы небесной, и тут же вражеский помысел внушил мне: какая моя молитва, и что мои три поклона. И решил не класть больше их.
На другой день по случаю какого-то праздника была всенощная, на которую и я пришел. И вставши по обычаю на своем месте, молился.
И вот, во время шестопсалмия, вижу, выходит из алтаря Чудная Жена, но идет не по земле, а по воздуху. Увидев сию Чудную Жену, я сказал: «Смотрите, смотрите!». — Но видя, что никто не обращает внимания, схватил за плечо рядом стоявшего монаха и говорю: «Неужели ты не видишь?» Но при этом подумал: «Как могла появиться эта женщина, и притом она выходит из алтаря?»
Когда я взял за плечо монаха, стоящего рядом со мною, в это время меня окутал какой-то густой воздух, и я увидел эту Чудную Жену, приближающуюся ко мне. На руке у Нее было некое белое блюдо и на нем ленты разных цветов: белые, голубые и желтые — на них написаны были молитвы — ходатайства Царицы небесной пред Господом Богом.
Одна лента, голубого цвета, лежала чистой, не надписанной.
Явившаяся Жена указала перстом на ленту и сказала:
— Ты видишь? Ты говоришь — «велика ли твоя молитва», но она творилась, подвизаемая любовью за государя, и Я приносила ее как дар своему Сыну и Богу, а ты и столько не захотел молиться. Но знай, что первую молитву каждый человек должен приносить за государя императора, и особенно, кто из любви к нему молитвы приносит, любезны те молитвы Господу Богу и Мне.
Тогда я взглянул на Лик Богоматери, от воззрения на который и от слов, произносимых Ею, я почувствовал неизреченную сладость и в это время познал свое ничтожество.
После произнесенных последних слов, Она стала невидима.
Тогда я освободился от воздуха, которым был как бы связан, и вижу, что монах, которого я держал за плечо, стоит предо мною и говорит:
— Что с тобою?
— Прости, — сказал я, — я задремал.
Но он ответил:
— Нет, ты не дремал, но что-то видел.
Видение накануне московских бунтов
В одну ночь, во сне, приходит ко мне давно умершая девушка, сестра моя, и говорит:
— Пойдем со мною, тебя зовут домой.
— Зачем я пойду, я здесь навсегда остался, да и кто ты, что зовешь меня домой.
— Неужели ты меня не узнаешь?
Я вижу, но не верю; та девушка, сестра моя, уже семь лет, как умерла, а ты сейчас пришла ко мне?
Она отвечала:
— Никто из людей не умирает, но только переходят в другую жизнь. Ты ведь меня знал, я была больна тридцать семь лет, а теперь ты видишь, я какая?
Одежда была на ней белая, весьма нарядная, а лицо красивое и веселое.