Минут через двадцать лицо Ольги приняло обычное выражение и она залилась слезами. Успокоившись немного, на расспросы сестер ответила:
— Как же это? Ведь я думала, что вы видите и слышите пение. А гости-то какие были: сам святой архистратиг с небесным своим воинством!
— Что же пели они? — спрашиваем.
— Они пели «Тебе Бога хвалим», и как пели-то!.. С ними были и блаженные старцы, и святые молитвенники, к которым мы прибегали с матушкой Анной и имена которых были у нас записаны на псалтирном чтении. Святой архистратиг Михаил перекрестил всех присутствующих и окропил святой водой...
Пять минут спустя Ольга опять заснула. В субботу на первой неделе Великого поста Ольга причастилась, как и все сестры нашей обители. 21 февраля она уснула. На другой день ее соборовали, но она этого почти не помнит; помнит только приготовление к таинству священников, но самого соборования не помнит, говоря, что ее в то время здесь не было, что она уходила со своим путеводителем.
На четвертый день, в пятницу, в 11 часов вечера она проснулась. После краткой исповеди ее причастили. Перед причащением я была в страхе, боясь, чтобы она не заснула, когда придет священник, но она сказала: «Не бойтесь: я дождусь!» Потом, по пробуждении, Ольга говорила, что только этот раз она видела батюшку.
Уходя ночью после причащения, батюшка сказал, что в воскресенье ее надо будет снова причастить, это исполнит другой очередной священник. Когда в этот день пришел священник, Ольга спала, зубы ее были стиснуты, и священник причастить ее не решался. Я взмолилась Господу, и Ольга открыла рот. Батюшка ее причастил. Когда потом Ольга проснулась и я об этом ей рассказала, то она мне сказала:
— Не бойтесь: я всегда буду открывать рот.
Я спросила ее:
— А слышала ли ты, как приходил и причащал тебя батюшка?
Она ответила, что его не видела и ничего не слышала, а видела Ангела, читавшего молитву пред причащением, и тот же Ангел причастил ее.
Когда об этом сообщили отцу Всеволоду, он решил причащать Ольгу и преждеосвященными Дарами. Так и сделали и стали с тех пор причащать спящую по средам, пятницам, а также по субботам и воскресеньям весь Великий пост, до полного ее пробуждения. И всякий раз, как читали молитву «Верую, Господи, и исповедую», Ольга постепенно открывала рот, и к концу молитвы открывала его вполне. Иногда и после причащения открывала его, чтобы из рук священника принять две-три лжицы воды.
В Великую пятницу она проснулась на несколько минут и сказала:
— Завтра причастите меня в шесть часов утра. Я завтра в этот час должна прийти.
Я передала об этом отцу Всеволоду, и он согласился.
Проснувшись в Великую субботу, чтобы идти к утрени, отец Всеволод внезапно увидел как бы молнию, блеснувшую и осветившую ему лицо, и услышал голос:
— Пойди приобщи спящую Ольгу.
И когда батюшка стал раздумывать, что бы это значило, он вновь услышал тот же голос, повторивший те же слова.
После утрени, еще раньше шести часов, отец Всеволод причастил Ольгу. Она все еще спала. Через час после того она проснулась, приподнялась на кровати, посидела на ней несколько минут в полузабытьи, потом сразу встала с постели и начала ходить по келии, хотя была слаба и, видимо, истощена. Во все время своего сна она, кроме причастия и нескольких лжиц воды, ничего в рот не брала.
В Великую субботу она целый день более уже не ложилась, а к половине двенадцатого ночи оделась и пошла к Светлой заутрени. Во все время пасхального богослужения она не садилась, хотя сестры и уговаривали ее присесть, и так простояла всю заутреню и обедню.
После того она долго была в большой задумчивости и тоске и плакала. На расспросы сестер отвечала:
— Как мне не плакать, когда я уже больше не вижу ничего из того, что я видела, а все здешнее, даже и то, что прежде было мне приятно, все мне теперь противно, а тут еще эти расспросы... Господи, скорее бы опять туда!
Когда потом записывалось в Киеве бывшее с Ольгой, то она сказала:
— Пишите — не пишите: все одно не поверят. Не то теперь время настало. Разве только тогда поверят, когда начнет исполняться что из моих слов.
Таковы видения и чудесный сон Ольги.
Эту Ольгу и старицу ее я видел, с ними разговаривал. На вид Ольга самая обыкновенная крестьянская девочка-подросток, малограмотная, ничем по виду не выдающаяся. Глаза только у нее хороши были — лучистые, чистые, и не было в них ни лжи, ни лести. Да как было и лгать и притворяться пред целым монастырем, да еще в такой обстановке, почти сорок дней без пищи и пития?!!