Выбрать главу

— Пройдемте, — прорычал Аластор уже нечеловеческим голосом. Его лицо вытянулось в острую морду, похожу на клюв, внутри которого виднелись ряды острых как бритва зубов.

Именно тогда я поняла, что надо будет терпеть. Я поклялась себе, что не издам ни единого звука боли. Не крикну и не заплачу. Я буду сильной. Ад для сильных. И если я выдержу пытки палача, то смогу уже вынести абсолютно все, что угодно. Начиная от душевной боли и заканчивая тяжелой физической.

Телепортировавшись с Аластором на его территорию, я почувствовала, как живые цепи обвили мое тело. Руки и ноги натянули таким образом, будто хотели меня лишить всех конечностей сразу. Но самое страшное, что я потеряла из виду палача. Передо мной лежали различные кинжалы, неизвестные мне жидкости в бутылочках и сердце противно замирало от осознания, что он все это проверит на мне. Внезапно, позади я услышала мерзкий, скрипучий, нечеловеческий голос Аластора.

— Ну что, начнем игру?

Я поклялась не орать, но ведь и Аластор знает правила своей игры…

За предательство и смерть приходится платить. Часть 2

Кейт

Я помню, как пообещала себе, что буду сильной. В конце концов мы сами заслужили это наказание и должны были достойно его принять. Боль, страх и отчаяние — вот что я чувствовала все это время, пока находилась в подвале. Испытав на себе все прелести огромного ассортимента орудий пыток Аластора, могу сказать одно — я определенно не знала, что крылья могут регенерировать с невероятной скоростью даже тогда, когда держатся на одной единственной косточке. А это были самые болезненный моменты, ведь я уже буквально чувствовала, что вот-вот лишусь крыла, а тело не желало этого и боролось до последнего, спасая мне жизнь, но не рассудок.

Последние две недели нестерпимой боли мук с тех пор навсегда отпечатались у меня в памяти, а злой, нечеловеческий смех демона преследовал меня еще многие годы в самых страшных кошмарах.

Возвращаясь в Рай, я чувствовала, как мои губы неприятно побаливали. В первые три дня я прокусывала их сразу же до крови, ведь палач и не собирался щадить. Он выкладывался на полную, делал все, чтобы сейчас, когда я стою на пороге дома, мое тело тряслось как осиновый лист на ветру, а я того и гляди упаду на колени, даже не дойдя до своей кровати.

Два этажа дома казались каким-то невероятным и абсолютно непреодолимым путем, ведь каждый шаг отдавался болью во всем теле, а руки предательски соскальзывали со стен, в попытках зацепиться хоть за маленький выступ или подсвечник.

Наконец я смогла добраться до своей кровати, в которую рухнула как поваленное ветром дерево и не смела шевелиться. Только спустя минут двадцать, когда меня периодически вырубало и я вновь приходила в себя, я смогла снять с себя окровавленную и подранную в лохмотья одежду и с тихим болезненным стоном укрыться мягким одеялом, что приятно ласкал кожу. Надо было сходить в душ, чтобы смыть с себя кровь, но сил на это уже не осталось.

Лёжа в кровати, я думала о том, что отец безусловно уже узнал о нашей выходке и о том, какое наказание последовало за ним. Школы обязаны были предупредить родителей о таком крупном инциденте. И не удивлюсь, если этим занимался сам Сартия. С каким же он упоением в голосе об этом говорил. Конечно, о таком я могла только догадываться, но черт возьми! Мы же, хоть и на половину, но демоны! В моей голове никак не хотел укладываться тот факт, что это не является оправданием нашим деяниям. Мы ведь все еще дети, так почему нельзя было просто так простить и сказать, что так делать не стоит? Да, предупреждали, да, были ознакомлены, но ведь на первый раз даже смертные друг друга прощают.

«Dura lex, sed lex» — «Закон суров, но он закон». Отец часто любил повторять эту фразу, когда мы с сестрами где-то оступались. Он даже младшую учил этому, что, на самом деле, было очень правильным делом.

Как это не печально, но мы были осведомлены о правилах и законах. Нам четко проговаривали наказания, что применимы к нам, и был жесткий закон, который карался пытками. Мы об этом знали, но нас заставил сделать это тот чертов адский вискарь! В голове возникали все новые и новые оправдания нашей «шалости».

С отцом я пока что не встретилась, да и как-то не очень-то и хотелось, ведь уже точно знала, что он будет смотреть на меня своим суровым взглядом. Наверняка будет думать при этом что-то вроде «Что же я в своей жизни такого сделал, что мне досталось такое отродье?». Прости, пап, но твоя дочь искренне хотела повеселиться и забыла об ответственности.

Я абсолютно потеряла счет времени, лёжа в таком состоянии и уходя глубоко в свои мысли. Они перескакивали с одной на другую. То я винила саму себя, что посмела вот так вот легко поддаться и нарушить закон Ада, то ненавидела Киру, что вот так вот просто, даже абсолютно не думая, сдала нас, хотя по-своему хотела остановить.

Где-то вдалеке на фоне я слышала шаги в гостиной, негромкие голоса, обсуждающие предстоящий день, даже смех. Но я знала одно — стоит мне появиться на пороге в столовую, они тут же исчезнут и повеет холодом. Так было всегда и вряд ли когда-либо изменится.

Ближе к ночи я поняла, что моё тело начало приходить в себя и я могу уйти в душ. К сожалению, я была настолько подавлена морально, что не смогла бы сотворить даже самую легкую магию. Наверное, это был один из огромных минусов ирамитасов — надо быть бесконечным оптимистом и никогда не падать духом, чтобы использовать свои силы. К сожалению, именно они и зависели от нашего морального состояния, которое имело свойство падать, когда это было так необходимо.

По коже потекла приятная прохлада. Вода смывала весь тот ужас, который произошел со мной за посденее время, вот бы еще можно было все это смыть из своих воспоминаний. Вскоре вода перестала окрашиваться в красный цвет, грязь с тела исчезла и я, надев шелковую белую сорочку на голое тело, спокойно легла обратно на свою кровать.

К тому времени бледный диск луны уже во всю освещал мою просторную комнату, будто сам хотел поинтересоваться, в порядке ли я.

Только я начала проваливаться в сон, как в мою комнату постучали. Я и понятия не имела, кто бы это мог быть, особенно в такое позднее время. Но это был такой осторожный стук, будто стоящий за дверью боялся меня разбудить.

— Кейт, можно? — глухо раздалось за дверью.

Эмми… Моё рыжее солнышко. Действительно, почему я сразу не подумала о ней? Кто бы еще мог прийти в такой час, дабы просто заглянуть и узнать, как я себя чувствую? Наверное, именно Эмми была единственным человеком в доме, с которым я хоть как-то чувствовала близкое родство и не ощущала себя чужой.

Я поспешно откинула с себя одеяло и, присев на кровати, произнесла хриплым голосом:

— Да, конечно, входи.

Дверь тихонько скрипнула, и в комнату проскользнула миниатюрная тень, освещаемая лунной дорожкой. Серебристый свет играл в локонах девочки, что она действительно сейчас казалась самым настоящим ангелом, который приходит во снах, обещая скрыть от всех бед. Её лицо озаряла своим светом полная луна, а в глазах была заметна невероятная тревога за меня.

— Ты как? — спросила Эмми, садясь рядом. — Сегодня утром отец очень грубо отзывался о тебе. Днём я хотела подойти к тебе, но Катрин запретила и не подпускала к твоей двери. Сейчас они все уже уснули. Прости, что не смогла подойти раньше, — извинилась девочка и опустила взгляд в пол.

Было видно, что рыжая действительно переживает за то, что не смогла подойти ко мне раньше. К сожалению, в нашей семье не слишком приветствуется поддержка в мою сторону. Да я и не удивилась бы, если отец только и надеялся на то, чтобы Аластор меня убил.

— Ничего страшного, рыжик. Не переживай. Я просто очень серьезно накосячила, и в Аду наказали. За дело, если честно. — Я взяла маленькие ручки сестры в свои и глянула в её голубые глаза. В них я видела такую чистоту и веру в добро, что в душе зародилась мысль о том, что я, всё-таки, не хочу, чтобы она брала с меня пример. Нельзя ей в Ад. Я очень не хотела, чтобы ей кто-то делал больно. И, причем, не только в физическом плане.