— Чем же наша дочь так полюбилась Двору? — спросила матушка, вернув меня вопросом обратно из дворца в отчий дом.
— Живостью нрава и озорством, конечно же, — ответил его сиятельство. — Признаться, Шанриз расшевелила даже такой неповоротливый старый пень, как я.
Он легко рассмеялся, чем удостоился изумленных взглядов баронов Тенерис, привыкших к строгости главы рода. А я, оставив графа изумлять моих родителей дальше, завертела головой в поисках сестрицы, по которой скучала более всего.
— Где же Амберли? — спросила я.
— Малышка Амбер сейчас на уроке танцев, — ответила матушка. — Не стоит ее отвлекать, дитя мое. Она вскоре предстанет перед гостями и должна будет показать себя в лучшем свете. Ваше сиятельство, — баронесса вернула внимание графу, — извольте пройти в гостиную. Что же мы, как какие-нибудь, дикари стоим на пороге?
— Простите, Элиен, — дядюшка склонил голову, — я не могу задержаться. На днях я навещу вас уже более обстоятельно, сегодня же меня отпустили проводить Шанриз, но мне уже пора возвращаться.
— Но у меня к вам разговор! — воскликнула матушка и поспешила к графу, готовому уже откланяться. Он задержался и ответил баронессе вопросительным взглядом. Она на мгновение замялась, но вскоре решилась и спросила: — Возможно ли вновь пригласить Его Величество? Быть может, если Шанни полюбилась Двору, государь не откажет нам в этой милости снова?
Дядюшка потер подбородок, после скосил на меня глаза и ответил неопределенно:
— Не могу ничего обещать, ваша милость. Государь нынче занят скопившимися делами, но я попытаюсь пригласить его. Впрочем, — он снова посмотрел на меня, — особо не ожидайте.
Понимая, что имеет в виду дядюшка, я ощутила укол вины, потому что причиной высочайшего отказа может послужить мое появление на празднике, на котором я не могу не присутствовать. А если и согласится, то не посчитает ли это моей капитуляцией? И я отрицательно покачала головой. Дядюшка едва заметно кивнул, и я устыдилась своего эгоизма, но ничего менять не стала.
— И всё ж таки попытайтесь, ваше сиятельство, — сказала старшая баронесса. — На будущем Амберли это может сказаться благоприятнейшим образом.
— Я же сказал, что подойду к государю с этой просьбой, а что уж он ответит… — граф развел руками и обернулся ко мне: — Шалите, дитя мое, шалите в свое удовольствие. Когда вы вернетесь во дворец, опять придется стать серьезной, а пока наслаждайтесь жизнью.
— Какое любопытное напутствие, — усмехнулся барон.
— Шанриз заслужила немного баловства, — ответил граф, а матушка проворчала:
— Оно и видно, ваше сиятельство, вы уже балуете ее милость, коль настаиваете на том, что мы всегда запрещали.
Дядюшка улыбнулся, после склонил голову, прощаясь, и покинул нас, а я вдруг ощутила пустоту, будто лишилась чего-то необходимого, что делало меня цельной. Понимала, что это всего лишь минута блажи, которая пройдет вскоре, и что я просто привыкла к тому, что его сиятельство всегда где-то рядом, но его уход искренне расстроил меня. Однако показать это родителям было бы верхом неблагодарности, и потому я обернулась к матушке с батюшкой и широко улыбнулась:
— Как же я скучала по вас, мои дорогие родители, — сказала я, и баронесса вновь завладела своей дочерью под тихое хмыканье барона.
Амберли появилась спустя час. Она вошла в гостиную, где мы сидели, и, охнув, поспешила было ко мне, но вдруг остановилась и с неожиданной светской вежливостью поздоровалась:
— Доброго дня, ваша милость. Отрадно видеть вас под отчим кровом. Мы все по вас сильно скучали.
— Я всегда гордилась манерами Амберли, — произнесла матушка. — И ее сдержанностью.
Я гордости не ощутила, только недоумение. Изломив бровь, произнесла:
— Вот как. Отрадно слышать, ваша милость. — И вдруг поймала себя на том, что невольно подражаю государю, избрав и его мимику, и слова, и их выражение.