Я в тайне всегда мечтала сбежать из этого ада, и жизнь предоставила мне эту возможность, правда, чрезмерно изощрённым способом. Какой бы ни была моя мать, зла я ей не желала и по-своему любила её. Однако, может быть, теперь, на другом конце жизни, ей станет легче, и она наконец-то почувствует себя свободно.
Вскоре мы прибыли в платный медицинский центр, где меня любезно передали в заботливые руки медперсонала. Всё прошло довольно быстро и комфортно. В самом конце со мной разговаривал психотерапевт, чему я не удивилась.
— Алиса, я хотел бы с тобой поговорить о случившемся, — начал аккуратно врач.
— О чём именно?
Хотел ли он поговорить об аварии и посттравматическом стрессе или о том, что делала со мной моя мать?
— И об аварии, и о следах насилия.
— У меня нет желания об этом говорить.
— Алиса, я не хочу давить не тебя, но ты должна понимать, что сдерживание эмоций и переживаний, такие психологические травмы могут в будущем плохо сказаться на твоём здоровье…
— Вы хотите сказать, что я такой же псих, как моя мать, или стану такой?!
Чёрт, вышло грубее, чем я хотела, но я не привыкла, я не могу говорить об этом с кем-то…
— Нет. Ты не больна, Алиса. Просто пообещай, что, если станет эмоционально тяжело, ты обратишься за помощью, хорошо?
Я заметила, что врач действительно не собирается на меня давить и допытывать.
— Как я пойму, что не справляюсь сама? — чуть погодя спросила я.
С одной стороны, во мне взыграл бунтарский юношеский дух, мол, я не больная и помощь мне не нужна. Но, с другой стороны, более рациональной, я понимала, что психологическая помощь-то мне как раз нужна больше всего. Но я была не готова, мне нужно было настроиться…
— Ты поймёшь, и я надеюсь, что для этого не должно будет произойти чего-то из ряда вон… Постарайся больше общаться с близкими, друзьями, гулять, заниматься тем, что приносит тебе удовольствие. Как только твои травмы заживут, займись йогой, плаванием, дыхательными практиками. Я распечатаю список рекомендаций, постарайся их соблюдать. Договорились?
— Хорошо.
— Кроме того, у тебя бывают панические атаки. Я выпишу тебе лекарства на случай их появления. Они быстро снизят уровень тревожности.
— Я поняла. Спасибо.
— Береги себя, Алиса. Твоя жизнь в твоих руках, и лучше тебя о ней никто не позаботится.
— То есть, надеяться ни на кого нельзя?
— Почему же? Наоборот, хорошо, когда есть люди, на которых ты можешь положиться. Я имел в виду то, что лучше тебя позаботиться о тебе никто не сможет. Любовь к себе, Алиса. Подумай об этом.
— Я постараюсь… — сказала я, после чего была, наконец, свободна.
Один из врачей долго разговаривал с дядей, хотя я могу догадываться, о чём. Следы старых травм были видны не только на моём теле, но и в результатах обследования, и они могли рассказать о многом. Дядя Миша всё больше хмурился, согласно кивал врачу, после чего пожал ему руку и поблагодарил. Врач передал ему стопку бумаг, в которых были назначения на лечение и рекомендации по реабилитации для меня. И что-то мне подсказывало, что дядя Миша с его связями прекрасно осведомлён о том, что со мной происходило на самом деле.
— Алиса…
Было видно, что ему трудно начать говорить. Я его понимала: о таком сложно говорить в принципе. Я сама об этом ни с кем не разговаривала, даже Денису не рассказывала всего. Поэтому я решила помочь ему выйти из затруднения.
— Вы по поводу моих травм?
— Да. Я хочу, чтобы ты знала: я не стану выпытывать у тебя, что, как и когда произошло, и почему. Если ты захочешь, то расскажешь сама.
— Но… вы ведь и так вероятней всего всё уже знаете… — мне было тяжело это говорить, хотя я сама не понимала, почему.
Он молчал какое-то время, а потом подтвердил:
— Да. Мои люди всё узнали.
— Тогда почему ждёте, что я сама буду рассказывать?
— Чтобы ты доверяла мне. Я знаю лишь сухие факты…
— А я могу рассказать о другой стороне…
— Верно.
Какое-то время я молчала, обдумывая услышанное. Могла ли я доверять ему? Могла ли я раскрыть свою душу? Была ли я готова к этому? Сейчас — определённо, нет, и я не знала, буду ли вообще готова быть настолько откровенной перед кем-то. Но он не требовал, и это уже радовало.
— Хорошо. Если я почувствую, что готова, то поделюсь с Вами…
— Договорились. Я не собираюсь на тебя давить. Просто знай, что помощь всегда придёт, как только ты будешь готова её принять.
После этого мы отправились в ресторан, чтобы пообедать и наконец-то обсудить то, что меня волновало. По дороге он спросил, где бы мне хотелось пообедать, чтобы чувствовать себя комфортно. Уж что-что, а вкусно поесть я любила, поэтому мы поехали в Кимчи. Я любила это место за то, что там было стильно и уютно, в какой-то степени передавалось настоящее азиатское настроение, и еда там была вкусная. Мы с Денисом бывали тут не один раз.
— Любишь азиатскую кухню?
— Мне кажется, я просто люблю поесть, — улыбнувшись, ответила я, а мой новый родственник вдруг рассмеялся так открыто и искренне, что я невольно сама начала смеяться.
— Так всегда говорил твой отец. Он тоже любил вкусно поесть, — отсмеявшись, сказал дядя Миша с ностальгией в голосе и улыбкой на лице.
Я разглядывала мужчину перед собой и пыталась его понять. Мне показалось, что между ним и моим отцом были тёплые братские чувства. Было видно, что он скучает по нему. Я не знала своего отца, лишь напридумывала себе романтических фантазий о нём. Это всё, что мне оставалось. Я знала лишь, что отец погиб на задании, но как и почему, мне не было известно. Да и не сильно для меня это было важно: мне хотелось бы узнать, что он за человек, каким был, был ли он рад моему рождению… Я не могла вернуть его к жизни, но могла хранить тёплые воспоминания о нём, пусть и с чужих слов.
— Расскажите мне о нём? — тихо попросила я.
Мужчина внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Алиса, давай договоримся, что с этих пор мы только на «ты», хорошо? — и я согласно кивнула в ответ. — Твой отец был хорошим человеком… во всех смыслах этого слова. Он был отличным братом и замечательным отцом, пока… не погиб. Безумно любил читать, поэтому у нас дома всегда были горы из книг, — на этом моменте он улыбнулся так тепло, как будто мысленно перенёсся в те года. — Мы думали, что Паша выберет какую-то творческую работу, потому что он всегда что-то писал, зарисовывал, придумывал, но в итоге он выбрал работу в полиции.
— Почему? — искренне удивилась я, тоже не понимая такого выбора.
— Паша был сторонником справедливости. Он терпеть не мог, когда кого-то несправедливо наказывали или обвиняли, а виновные выходили сухими из воды, поэтому, когда он пришёл домой и заявил родителям, что подал документы в университет МВД, мы лишь приняли его выбор и поддержали. Отец, конечно, лелеял надежду, что он одумается, но это было тщетно.
— Почему ваш отец… — я запнулась на этом слове — почему его отец? Это было не так. Он был их отцом и моим дедом. — Дед… — с трудом сказала я, чувствуя себя непривычно. — Почему дедушка не хотел, чтобы папа там учился?
— Годы были не самые лучшие для такой работы, криминальные хроники так и пестрели событиями, а если учесть наш семейный бизнес, то… отец просто боялся за сына.
— С папой что-то случилось на работе?
Я не могла сказать, что испытываю по этому поводу какую-то боль или тоску, ведь я не знала своего отца, но вот печаль была…
— Можно и так сказать… — дядя Миша произнёс эти слова с такой болью и сожалением в голосе, что я невольно поймала себя на мысли о том, что он, возможно, чувствует себя виноватым по каким-то причинам.
Он замолчал и смотрел куда-то в сторону, а я разглядывала его профиль. Казалось, что он боролся со своими же эмоциями. Нам уже принесли еду, а он всё также сидел, не шелохнувшись.
— Дядя Миша, — аккуратно позвала я.