В своей «Истории» Григорий Турский использовал историографическую концепцию Орозия, призывая обращаться к нему, дабы понять — только согласие между властителями давало возможность достичь порядка «во франкском народе и его королевстве»{123}. Несмотря на то, что современные исследователи стали видеть Орозия в более оптимистическом ключе, восприятие, характерное для Григория, как нам кажется, все-таки ближе к более традиционной точке зрения на него как на «историка катастроф»[25]. Ученые отмечают — «История» епископа г. Тура пронизана идеологией падения нравов человечества и его спасения благодаря христианству, и некоторые события раннесредневековой истории в его сочинении могут казаться драматичнее, чем об этом сообщают другие историки{124}. В его «Истории», вполне в духе сочинения Орозия, можно найти эсхатологические мотивы, которые отчасти объясняют подчеркнуто пессимистическое изложение некоторых событий{125}. В поисках драматических ситуаций, ставящих простых людей, епископов и властителей перед моральным выбором, Григорий Турский, как и Орозий, стремился показать, как неправильный выбор, обусловленный пренебрежением к христианскому идеалу поведения, вел к развитию ситуации от плохого к худшему. В описании «проклятого дома» королей «Суассонской» ветви во главе с Хильпериком I можно увидеть не столько зарисовки с натуры, сколько прямое создание «образа врага» в соответствии с теми историографическими приемами, которые создал Орозий.
Но это позволяет нам утверждать, что сочинение Григория Турского — не просто изложение событий в том виде, в каком они происходили в Галлии VI в. Но если он использовал методы позднеантичного историописания, то не просто заимствовал и копировал их, как это сделали Кассиодор или Иордан. Григорий Турский актуализировал различные историографические концепции при составлении своего повествования. Однако именно поэтому его текст — не столько живые зарисовки из истории раннесредневековой Галлии, сколько результат выбора и адаптации фундаментальных историографических концепций к франкскому материалу.
Свидетельством этого служит также и тот факт, что варварские правители и их окружение — франки (для Григория Турского последний термин имел значение знати, группировавшейся вокруг короля) — не являлись для епископа единственной силой, которая обеспечивала поддержание мира в Галлии{126}. В его истории именно иерархи церкви устанавливают справедливый порядок и от них зависит поддержание мира не только в своих диоцезах, но и в Галлии в целом, в то время как правители все время конфликтуют{127}. В этом смысле можно сказать, что для Григория Галлия VI в. ничем не отличалась от позднеантичного мира, в котором зародились и для которого были характерны представления о ключевой роли епископов в деле поддержания мира{128}. Это позволяет согласиться с выводами историков о том, Григорий Турский писал не историю франков, а, скорее, продолжение истории римской Галлии, в которой значительную роль играли представители галло-римской элиты, ставшие епископами, находившиеся под властью франкских королей{129}.
Данный раздел можно резюмировать следующим образом. Именно благодаря сочинению Григория Турского у историков создалась картина успешного захвата Хлодвигом Суассона и последующего триумфального шествия франков по Галлии. Однако подобное представление может и не соответствовать действительности. Темы «проклятых королей» и согласия между правителями франков, в качестве гарантов которого Григорий Турский видел епископов, являются центральными в его сочинении, что отличает его от последователей. Среди людей, имевших влияние в Галлии, Григорий видит не только королей, других членов Меровингской династии, а также отдельных представителей галло-римской и франкской аристократии. В его картине исторического развития Галлии важнейшую (если не центральную) роль играют епископы, причем не все, а только те, которые были поставлены каноническим образом и действовали в согласии с другими прелатами Галлии. Григорий Турский подчеркивал, что основой политики державы франков было согласие, а его отсутствие приводило к конфликтам и хаосу[26]. Это напоминает традиционную для Поздней Античности топику, и поэтому возникает вопрос о достоверности картины, созданной им[27].
25
Отметим, что сгущенные краски при описании варварских вторжений у Орозия, как нам кажется, во многом определяют тональность повествования у Григория. Основной темой «Семи книг против язычников» этого автора является то, насколько случайны были удачи Рима в республиканский период и в период империи, и насколько сложным — его существование в течение более чем тысячелетней истории Вечного города. Так Августин, а затем и Орозий обратились к истории, чтобы доказать свой тезис, который противоречил как мнению Симмаха, префекта Рима (ум. 405 г.), а равно и утверждениям пелагианцев. Об отношении Симмаха к истории Рима можно узнать из его комментариев, содержащихся в: Q.
26
Епископ Тура неоднократно рассказывал о том, как короли были вынуждены обращаться к епископам, если возникала необходимость использовать ресурсы городских общин верующих, церквей и монастырей. В то же время, когда они этим пренебрегали, то продолжительный конфликт был неизбежен. Описанный Григорием конфликт, случившийся в 589 г. в Пуатье между дочерью короля Хариберта Хродехильдой, дочерью короля Хильперика Базиной, и монастырем, показывает, что в конце VI в. у представителей церковной иерархии были рычаги воздействия на светских правителей. См.:
27
Может показаться, что вопрос об использовании Григорием Турским позднеантичных топосов является давно решенным. Однако стоит отметить, что ученый консенсус до недавнего времени был подавляющим образом в пользу Григория Турского как средневекового писателя, не опирающегося на примеры прошлого, а детально описывающего новую, средневековую реальность. См.: