Выбрать главу

В ряде работ медиевисты рассмотрели судебные протоколы с различных точек зрения. К ним обращались, дабы показать, что королям удавалось поддерживать порядок в меровингской Галлии и приводить правонарушителей к ответу{282}. В фундаментальном исследовании дипломатики этих протоколов было проведено их детальное сравнение с обычными королевскими грамотами. Сопоставление оказалось не в пользу первых, потому что судебные записи были выполнены неряшливо и, как казалось исследователю, лишены строгого протокола, который отличал королевские дипломы{283}. Записи отличались друг от друга написанием слов, грамматическими особенностями и, тем более, — протоколом, что говорило ученым об их случайном характере{284}. Третье исследование, не уделив много внимания именно судебным протоколам, акцентировало важную проблему — насколько данные судебные записи связаны по форме с императорским рескриптом{285}. Необходимо поставить вопрос о том, в какой степени указанные документы отражают представления о роли королевской власти в создании практики взаимодействия между светской властью, знатью и церковью. Ведь именно эти источники — в отличие от историй и житий — были прямым результатом поиска согласия между королями, епископами, аббатами и знатью.

При изучении судебных записей из меровингской Галлии исследователи допускают терминологические неточности, анализ которых дает возможность поставить вопрос о прерогативах властителя в меровингской Галлии. Среди англоязычных ученых стало обычным называть подобные судебные записи словом “placita”{286}. Эта традиция берет начало в Высоком Средневековье, т.к. термин “placitum” стал широко применяться для обозначения заседаний королевского суда только в послекаролинскую эпоху, в X–XI вв.{287} В XII–XIII вв. хранители монастырского архива Сен-Дени, следуя обычаям своего времени, именовали их именно так, о чем свидетельствуют пометки, находящиеся на «дорсальной» (оборотной) стороне грамот. Однако употребление данного термина может затруднить понимание процессов, происходивших в меровингской Галлии. Ведь словом “placitum” в Поздней Античности обычно назывались договоренности, которые могли не быть связаны с судебными заседаниями, а тем более с заседаниями наместнического суда или с петициями императору[44]. С началом домината императорская канцелярия (“officium a libellis”) приобрела большое влияние в формулировании практики частного права, и может показаться неудивительным, что в Раннем Средневековье указанные традиции сохранились{288}.

Об этом, казалось бы, свидетельствует и сравнение меровингских судебных записей с императорскими рескриптами времен поздней империи. Как и последние, меровингские судебные документы начинались с имени короля, а затем следовало приветствие (“viri inlustri”), которое напоминало об обращении императора к важнейшим лицам своей империи, характерное для этого типа документов{289}. Ведь рескрипты, коими императоры отвечали на запросы, направленные в их адрес по поводу сложных аспектов частного права, стали одним из важнейших источников правовой практики в Поздней Античности.

вернуться

44

Обсуждение этого понятия отсутствует в книге: Kaser М. Das römische Privatrecht: In 2 Bde. München, 1955, и самого термина нет в индексе. Оно не имело четкого юридического значения, и употреблялось в основном для обозначения согласия: “Pactum autem a pactione dicitur (inde etiam pads nomen apellatus est) et est pactio duorum pluriumve in idem placitum et consensus” // Digesta 2.14.1.2. / Ed. Th. Mommsen. Leipzig, 1905.