Она попыталась доказать свои права на землю, которая осталась после кончины её мужа Эрмелена, и которую он в свое время передал супруге, заключив договор о совместном владении (“carta composcionalis”). Представители монастыря объявили, что ее муж сам держал землю условно, в качестве прекария, а потому Ингоберга может рассчитывать только на те же условия{304}. Интересно отметить, что само по себе право вдовы на собственность своего скончавшегося мужа не оспаривалось. Распорядители собственности монастыря принесли документы, подтверждающие факт заключения договора о держании между Эрмеленом и монастырем, которое, как можно предположить, имело место уже после бракосочетания с Ингобергой. Случай, конечно же, был достаточно сложным, т.к. в нем сталкивались два юридических принципа — право жены на собственность мужа после заключения договора о совместном владении (“carta composcionalis”) и его право (как владельца) заключать договор об условном владении земли с монастырем. Монастырь Сен-Дени, находясь в Париже, представлял собой важный элемент баланса власти. Однако следует заметить — процесс не имел непосредственного политического отзвука, как это бывало, например, в VI в. Имя Эрмелена не появляется ни в одном документе или хронике (кроме данного судебного заседания), и поэтому напрашивается вывод — этот человек не был одним из влиятельных членов курии или противников двора. Связь между судебным делом и политическим изменениями существовала только на общем уровне взаимосвязи материального и политического бытия.
В 658 г. разбирательство по поводу собственности Эрмелена продолжилось{305}. В данном случае речь шла о том, что этот землевладелец, очевидно, подарил свои земли некоему Бероальду, и выговорил себе право держать их. Узнать, кто был Бероальд, представляется возможным только из дальнейшего рассмотрения контекста судебного заседания. После смерти Эрмелена возник спор между его сыном Годдоном, и Бероальдом. Дело принесли в королевский суд распорядители монастыря Сен-Дени, стремившиеся выговорить себе право распоряжения собственностью. Поскольку они оспорили право Годдона на наследование, становится ясно, что Бероальд, скорее всего, был каким-то образом связан с Сен-Дени, или поручил монастырю распоряжаться землями. Более того, т.к. по окончанию дела именно Бероальд и распорядители Сен-Дени получили право на владение собственностью, наше первоначальное предположение относительно взаимоотношения Бероальда и Сен-Дени подтверждается. Ясно, что судебное решение закрепило приоритет договора о держании, ранее заключенного Бероальдом и Эрмеленом, и подвергло сомнению права вдовы и сына на полное (т.е. не условное) владение этой собственностью. Епископ Ле Манса Берхарий оказался непосредственным образом замешан в тяжбе, т.к. имел право на распоряжение одной третью доходов, получаемых от данной собственности. В ходе разбирательств суд обязал его вернуть права на третью часть монастырю, что он и согласился сделать. Таким образом, королевский суд снова подчеркнул незыблемость процедуры и результатов передачи земель в держание.
Первое судебное решение по этому процессу, написанное от имени короля Хлотаря III, показывает, что королевское окружение четко разделяло прерогативы государя как верховного арбитра и право выносить юридически обоснованное решение, которое, как видно из документов, принадлежало графу дворца. Последнему было дано поручение проверить решение суда по передаче земли монастырю Сен-Дени. В частности, ему полагалось удостовериться в соблюдении юридических формальностей и установить подлинность документов[47]. Подобные прерогативы значили очень много, т.к. именно проверка подлинности грамот часто приводила к полному изменению хода процесса. Об этом, например, свидетельствует Григорий Турский, когда он пишет об изгнании Эгидия, епископа Реймса, произошедшем в 590 г. В частности, в критический момент заседания суда епископов были отложены на три дня, чтобы дать обвиняемому иерарху возможность подготовить опровержения представленных документов и оправдание своих действий{306}. Поэтому несмотря на то, что король вынес решение в пользу Сен-Дени в деле о собственности Эрмелена, он и его двор фактически переложили решение на графа королевского дворца, т.к. они дали ему право либо одобрить решение, либо признать — процесс провели с нарушением формальностей[48]. Это разделение судебных полномочий напоминает практику поздней Римской империи, в соответствии с которой верховную судебную власть представлял префект претория, а император имел право быть верховным арбитром{307}.
47
“…dum et inluster vir Chaldeloaldus, comis palatii nostri, testemunivit quod taliter hac causa acta vel per ordeni inquisita seo defmita fuisse denuscetur”.
48
“…iubemus ut ipsas <…> domni Dioninse hacturis omni tempore habiant evindicatas, et sit inter ipsis de hac re in postmodum subita causacio”.