Записи судебных заседаний появляются не только во франкской Галлии, и исследователи подчеркивают, что они могли брать начало в позднеантичных традициях. В одном из своих писем Сидоний Аполлинарий описывал, как вестготский король Теодерих II выслушивал разные вопросы, среди которых, вероятно, были и судебные дела{325}. В Италии при лангобардах широко развилась практика записи судебных решений (“judicatum”){326}. Правда, был значительный пласт случаев, когда урегулирование достигалось вне суда{327}. В Галлии существовала традиция записи решений обычного суда, на котором король не присутствовал{328}. Они назывались “securitates”, “notitiae” и др. Однако следует отметить особенность развития этого вида заседаний и самих записей в Галлии, т.к. они не были лишь неосмысленным следованием позднеантичным образцам и представлениям. Есть основания предполагать, что важнейшую роль для поднятия их престижа сыграла деятельность франкской церкви. Судебные записи VII в. идентичны по форме и содержанию решениям епископских синодов, которые собирались для разрешения проблем, возникавших в отношениях между представителями франкской знати, монастырями, епископами и королями{329}. Например, Григорий Турский цитирует одно из таких решений полностью, что дает возможность увидеть сходство между заключением епископского синода и королевского суда. Текст, который он приводит, составлен по тем же правилам, что и судебные записи, относящиеся к VII в.{330} Следовательно, меровингские документы подобного рода стали появляться в достаточно больших количествах потому, что деятели церкви, представители монастыря Сен-Дени, которым были известны подобного рода материалы, специально заказывали записи судебных решений.
Несмотря на сходство записей заседаний епископских соборов с решениями королевского суда, как полагают ученые, между ними есть и различия. В частности, подчеркивается, что протоколы синодов могли быть более живыми и неформальными{331}. Однако подобного рода разница считается незначительной. Сходство же между этими двумя типами документов говорит о том, что правовая практика Поздней Античности распространялась в меровингской Галлии опосредованным путем. Исследователи считают, что в Поздней Античности церковь сохранила основы правовой и административной практики позднеримской империи, “ecdesia” способствовала их адаптации к новым реалиям, возникшим в процессе создания политической и правовой структуры варварских королевств{332}. Некоторые ученые подчеркивают значительную преемственность между грамотностью и административной практикой поздней Римской империи и тем, что возникло на ее обломках на Западе варварских королевств{333}. Изучение судебных записей Меровингских королевств свидетельствует об этом только отчасти; они показывают, что правовая практика и представления не заимствовались буквально, а адаптировались властителями и их окружением. Епископские синоды собирались для разрешения конфликтов, а королевский суд имел другое значение: он представлял из себя гибкую систему ритуалов, которые позволяли не только разрешать запутанные ситуации, но и согласовывать интересы различных группировок и устанавливать правовую практику. Королевский суд в меровингской Галлии VII в. являет собой пример того, как в Раннем Средневековье механизмы и институты королевской власти создавались из доступных представлений, ритуалов и правовых норм Поздней Античности{334}. Известно, что меровингские короли использовали римский ритуал входа в город (“adventus”) для подчеркивания своего статуса преемников провинциальной администрации Римской империи в Галлии. Их попытки символического поднесения подарков святыне св. Мартина в г. Тур в VI в. были местным вариантом императорских дарений, которые, как правило, направлялись папскому престолу в Риме{335}. Только отец Карла Великого Пипин III, майордом франкских королей, позднее и сам ставший королем, заложил дарениями папскому престолу в Риме основания для трансальпийской политики правителей Галлии{336}. Таким образом, многочисленные свидетельства рисуют картину адаптации позднеримских традиций, ритуалов и понятий меровингскими королями в VI–VII вв.{337} В качестве примера можно привести частные случаи идеологии власти, рассмотренные в разных работах{338}. Суд при участии короля франков является одним из примеров постепенной адаптации римской правовой практики к реалиям королевства франков. Но здесь важно подчеркнуть не только момент заимствования римских образцов. Практика власти выстраивалась гибко, в VII в. короли искали ритуалы, которые должны были помочь им подтвердить законность своего правления. Парадоксально, но в VII в. они находили эту легитимность в творческой адаптации римского опыта. Мимезис, подражание римским образцам (о котором упоминал Сидоний Аполлинарий при описании готского короля Алариха) стал особым «языком». На нем правители Галлии стремились выразить отношения со знатью и церковной иерархией своего королевства{339}. Практика разбора дел — пример того, что правители Галлии из рода Меровингов оказались способны понять римский, «имперский» язык власти и быть просвещенными (в римском смысле этого слова) государями. Но использование данного «языка», который выражал роль короля как верховного арбитра и хранителя мира, вовсе не требовало серьезных конфликтов. Судебные заседания и записи их результатов были важны для королей, а не только для сторон, участвовавших в конфликте, т.к. они подчеркивали один из важнейших аспектов воззрений на власть в эту эпоху.