Смятение в «Антикоминтерне»
Стоило бы подробнее исследовать, насколько шаткой была позиция нацистской партии в отношении большевизма и Советского Союза и после 1933 г., причем не только в сфере практической политики, но и в теоретической, мировоззренческой{1136}. В фазе непродолжительной политики «Антикоминтерна» с начала 1935 по конец 1938 г. старые схемы «еврейского большевизма» были снова пробуждены для новой жизни, но на сей раз в постоянной конкуренции с дополнительным тезисом об «азиатском» характере — тезисом, который, казалось, больше подходил к сталинской системе, а вместе с тем позволял связать его также и с позитивными коннотациями.
Так, Министерство пропаганды при Геббельсе сочло необходимым в своих внутренних инструкциях по пропаганде 1937 г. — во времена Большого террора и московских показательных процессов против «троцкистско-зиновьевского блока» — снова недвусмысленно представить большевизм «как результат деятельности евреев и их оружие» и настойчиво «бороться» с ошибочными представлениями о Советской России. В качестве ошибочных назывались в первую очередь следующие широко распространенные тезисы: «1). Большевизм в Советском Союзе есть “российское” дело; он развивается, превращаясь в своего рода “национал-социализм”; Сталин — это “фюрер России”… 2). Большевизм “отказался от мировой революции”… 3). Большевизм следует отвергать из-за его азиатчины»{1137}. Однако именно эту последнюю концепцию официально озвучил Георг Ляйббрандт, руководитель Восточного отдела в ведомстве Розенберга, следуя программной работе своего начальника: «нордически определенный характер» русского народа изменен и угашен «монгольско-азиатскими инстинктами»{1138}.
В остальном все эти противоречивые мировоззренческие элементы оставались всегда в подчинении практическим целям и императивам внутренней и внешней политики: как для придания антиеврейским мероприятиям законного характера перед мировой общественностью, так и для создания собственной союзнической системы с Италией и Японией, острие которой, направленное против «старых» западных держав, кое-как маскировалось стилизацией под «антикоминтерновский блок». Эта пропаганда, по крайней мере, хорошо сработала против французских и британских консерваторов с их политикой appeasement[197], а также против некоторых польских полковников[198].
«Антикоминтерн» за пределами своих внешнеполитических целей оставался лишь мелким вспомогательным отделом геббельсовского Министерства пропаганды. Своего сильнейшего воздействия он достиг еще и с помощью сочинений (вроде «Преданного социализма» Карла Альбрехта), содержание которых могло быть почерпнуто из опыта разочарованных возвращенцев, зачастую — бывших коммунистов, а также озлобленных беженцев из «советского рая» (постоянно использовавшееся издевательское словосочетание). В научной и публицистической сфере заказывались на скорую руку слепленные компиляторские работы, призванные очернять немецко-консервативную «восточную ориентацию» в духе Мёллера ван ден Брука (все еще существующую), а также устранить представителей научного исследования России, в первую очередь Отто Гётча и Карла Штелина{1139}.
Последний бой Эдуарда Штадтлера
Когда в 1936 г. развернулась нацистская пропаганда против «всемирного большевизма», вытесненный на обочину Эдуард Штадтлер ощутил необходимость написать последний свой объемистый труд под названием «Всемирная революционная война», законченный им на Пасху 1937 г.{1140} Он хотел еще войти в историю как предтеча политики «Антикоминтерна». Однако его книга представляла собой плохо скрытую критику стиля и содержания расистского антибольшевизма, разжигавшегося Розенбергом и Геббельсом.
Так, Штадтлер настоятельно предостерегал от «ошибочного тезиса», что «большевизм — чисто еврейское дело»{1141}. В главе «Социологические элементы всемирного большевизма» он говорил вместо этого об утрате корней и социальном разложении в современном мире, выразившихся в образе жизни промышленного пролетариата, масс в крупных городах, «интеллигентов-пролетариев» или «“эмансипированных” буржуазных женщин». В этой картине евреи выступали уже не как «носители разложения» (по нацистской терминологии), а как «разлагающиеся»: «Лишенный корней пролетариат, лишенная корней буржуазия, лишенные корней евреи, лишенные корней массы крестьян и сельскохозяйственных рабочих, сытые войной по горло солдатские массы, угнетенные колониальные народы, — куда ни посмотришь, — вот социологические элементы всемирного большевизма!»{1142}
198
На Западе после смерти маршала Пилсудского (1935) стали говорить о режиме в Польше как о «правлении полковников» (Obristen-Regierung). —