Выдвинув плакатную формулу «торговцы против героев», Зомбарт актуализировал эти антитезы, рассматривая их в квазиреволюционной перспективе освободительной войны против завоевывавшего весь мир британского империализма свободной торговли и его социальных идей. Он утверждал, что Германия — последняя дамба на пути «волны коммерциализма», идущей от Британии и угрожающей затопить мир, причем не столько капиталом и товарами, сколько всеразлагающим духом маммонизма. Немцы — единственный народ, сохранивший добродетели героизма и бескорыстия. «Могучий лемех» войны, снова выворачивающий «плодородную почву из глубин» души, показывает, что немцы — «молодой народ». Здесь Зомбарт в позитивном ключе использует западную инвективу — обвинение в «варварстве», поскольку в нем «инстинктивно правильно выражена глубочайшая противоположность». В самом деле, теперь следует повести решительную борьбу между упаднической «западноевропейской цивилизацией» и здоровым «немецким варварством»{138}.
Этому соответствовало и противопоставление западной «цивилизации» и немецкой «культуры», стоявшее у Томаса Манна (как и у многих других авторов) в центре его «Рассуждений аполитичного». И для Томаса Манна «воля к власти и земному величию», а также «солдатское» — являлись атрибутами, которые безусловно отвечали понятию немецкой «культуры», тогда как «врагом Германии в самом духовном, самом инстинктивном, самом ядовитом и убийственном смысле» был «''пацифистский”, “добродетельный”, “республиканский” фразёр-буржуа»{139}.
При противопоставлении «буржуа» и «бюргера» сразу же возникала возможность для целого ряда других антитез. Если западный буржуа был интернациональным, то бюргер, по Т. Манну, — «космополитичным, ибо он — немец, немец более, чем князья и “народ”: этот человек географической, социальной и душевной “середины” всегда был и остается носителем немецкой духовности, человечности и антиполитики»{140}, а немецкое бюргерство в целом представляет своего рода «среднее сословие мира». Если «буржуазный» капитализм и империализм Запада разрывает мир и отдельные народы на антагонистические классы, силы, группировки и осуществляет необузданную эксплуатацию внутри страны и за ее пределами, историческая задача «бюргерской» Германии состоит в том, чтобы с помощью ее высокой социальной ментальности и органичной экономической системы привести мир в порядок и создать для него справедливое управление.
Социализм как немецкая идея будущего
Идеализированный образ скрытого, органического порядка, в противоположность формальному, безликому «равенству» западного общества, иерархически членящегося в соответствии с рангом и ценностью личности и основанного не на анархии интересов и приватных целей, а на общности нравственного воления, все чаще обозначался в немецкой литературе о мировой войне словом «социализм». Наторп говорил о таком социализме, что он заложен «в крови немцев не меньше, чем милитаризм»{141}. Понятия нации и социализма при этом в значительной мере сливаются.
Дня специалиста по политэкономии Иоганна Пленге социализм означал систему организованного и политизированного общественного хозяйства. Капиталистические экономические силы, освобожденные от оков в результате революции 1789 г., сами стремились к организованному объединению. Именно это, согласно Пленге, происходило в ходе «немецкой революции 1914 г.», которая благодаря этому встала в один ряд с великими революциями человечества. Война даже отвечала сущности этой революции, опиравшейся на солдатскую дисциплину и организацию всего общества. И только война могла в конечном счете создать в мировом масштабе пространство, необходимое для развития новых форм производства. Она стала решающей битвой между немецким социализмом и западным капитализмом{142}.