Именно эта, ставшая анахронической, позиция мирового (рыночного) гегемона пробуждала ожесточенное недовольство — и не только в быстро развивавшейся кайзеровской империи. Ключевое словосочетание «война за английское наследство», предложенное Максом Ленцем в 1900 г. в его программном эссе «Великие державы», обошло весь мир{85}. Ганс Дельбрюк сравнил протестное движение против Британской империи с восстанием народов в 1813 г. против наполеоновской гегемонии. Эти соображения сочетались со стратегиями адмирала Тирпица, полагавшего, что в конфликте с Англией у Германского рейха не будет недостатка в союзниках, поскольку, бросая вызов английскому превосходству на море, рейх будет сражаться за дело всех народов и государств, стремящихся к самостоятельности{86}.
Вообще говоря, Германский рейх, выдвигая требование пересмотра прежнего мирового баланса сил, но забывая при этом о собственных колониальных амбициях в Африке и южных морях, любовался собой в роли защитника свободы народов. Во всяком случае, тост Вильгельма II в 1898 г. в Дамаске за «300 миллионов магометан», которых он уверял, «что германский кайзер во все времена будет их другом», содержал представление о том, что «молодая» империя в соперничестве со «старыми» великими державами — Великобританией, Францией и Россией — сможет рассчитывать на целый мир друзей и союзников.
Позорная неудача значительной для Британии армии, сражавшейся против кучки воинов-«африканеров» в джунглях в бурской войне (1899—1902), и скандальные поражения царской армии в войне против несравненно более мелких, но более подвижных воинских частей «молодой» японской империи (1904—1905) в самом деле как будто бы указывали на фундаментальные сдвиги в старом миропорядке. На фоне такого соотношения сил считалось, что в форме «сухой войны» (Дельбрюк) — т. е. гражданской и военной гонки вооружений, в которой Германия благодаря своей более высокоразвитой технике и организационной культуре будет постоянно наращивать силу, — можно будет постепенно вытеснить Англию, согнать ее с гегемонистскои позиции и установить по-новому сбалансированную систему мировых государств, которая предоставит «молодым» державам (и прежде всего, разумеется, рейху) большее пространство действий.
Смена ориентиров
Изменившаяся всемирно-политическая ситуация сопровождалась формированием новых внутриполитических группировок в империи и сменой их внешнеполитических ориентации. Отдельные буржуазные национал-либералы, свободомыслящие или «национал-социалисты» Наумана перед лицом обострившейся конкуренции империй и соперничества в строительстве военных флотов с Англией начали пересматривать свои традиционно англофильские и антироссийские позиции. Так, молодой наследник концерна «АЭГ» Вальтер Ратенау в еженедельнике «Цукунфт», издаваемом Максимилианом Харденом, в статье, опубликованной в июльском номере 1898 г. под заголовком «Трансатлантические предупредительные сигналы», обратил внимание на учащающиеся «англо-американские признания в дружбе»: «Готовится новый двусторонний союз, союз на море; и свободными за столом в этой игре двух пар (partie carrée[19]) остаются углы».
Оба эти свободных угла занимали, на взгляд Ратенау, Германия и Россия, «германцы» и «славяне», совместно наследовавшие «романским народам» (читай, Франции). Российской империи Ратенау приписал при этом чуть ли не больше атрибутов молодой развивающейся державы, чем прусско-немецкому рейху: «Между тем на востоке вырастает молодой колосс, чьи ноги попирают половину Азии и Европы, а грудь и голова защищены неодолимым палладием православной веры. Все мы знаем, что борьба России с Англией за гегемонию в мире станет грандиозным зрелищем нашей и грядущей эпох». Что касается Германии, то он торжественно заключает: «Но нам все знамения указывают на Восток и Восход»{87}.
Такую позицию занимали не все, но она намечала некоторую тенденцию и не была лишена известной убедительности. Она довольно точно обрисовывает рамки, в которых пребывал и молодой Альфонс Паке со своими путешествиями, исследованиями и текстами. Она была уже весьма далека от традиционной политики баланса сил в духе Бисмарка и, не противореча, смело дополняла вильгельмовскую политику опоры на военный флот с ее ориентацией на «заокеанье». Ибо только на континенте и на неопределенном близком или дальнем востоке рейх мог обрести базис, на основе которого он смог бы противостоять складывающейся коалиции западных колониальных и морских держав.
В противоположность этому традиционно дружелюбно настроенные к России прусские консерваторы стали под знаменем покровительственной пошлины на зерно во главе жесткой, не боящейся конфронтации политики по отношению к России — они в качестве ответного хода уже продемонстрировали умеренную готовность поддержать непопулярное строительство военного флота{88}. К их лидерам примкнул целый ряд идеологов из прибалтийских немцев, которые после начала кампании за русификацию 1880-1890-х гг. переселились в Германию. Место центральной фигуры этой новой русофобской тенденции закрепилось за историком Теодором Шиманом, в ретроспективе его личность иногда приобретает сверхъестественные масштабы инициатора немецких исследований Восточной Европы в духе вражды к России{89}.
Русофобия и русофилия
Шиману действительно в 1902 г. по прямой рекомендации кайзера было доверено создание в Берлине первой ординарной кафедры по восточноевропейской истории и страноведению. Но главными сферами его деятельности остались тем не менее чтение лекций в Прусской военной академии и сотрудничество с официозной газетой «Кройццайтунг», в которой он был постоянным колумнистом. Он поддерживал тесные связи с влиятельными чиновниками и генералами и был постоянным собеседником сменявшихся рейхсканцлеров, но прежде всего самого кайзера. Что же касается его научной продуктивности и репутации как преподавателя высшей школы, то здесь особо похвастаться ему нечем{90}.
Русофобия Шимана сочетала в себе элементы типичного немецко-балтийского, остзейского высокомерия и вопиющего преувеличения властных амбиций России при одновременной недооценке потенциалов ее развития. Экспансионизм царской империи представлялся ему прежде всего компенсацией ее социальной и национальной гетерогенности во внутренней сфере. Германский же рейх в интересах самосохранения противостоял этой экспансии, поддерживая Австрию и Турцию, и, помимо этого, своим экономическим и культурным влиянием разлагающе действовал на нерусские народы Российской империи. При этом деловые качества балтийских и российских немцев, подчеркивал Шиман, постоянно кололи глаза немногим деловитым русским, так что борьба против «пангерманизма» стала единодушным боевым кличем чиновничьего и офицерского корпусов, помещиков и буржуазии в царской России, которая к тому же снова выдвинула лозунг «панславизма».
19
Partie carrée