Европейская империя германской нации подаст пример «для решения величайшего вопроса, беспокоящего человечество в этом столетии, вопроса о возможном чудовищном злоупотреблении расовыми различиями и религиозными принципами»{156}. Германия вынашивает «в своем лоне нового человека». Отсюда диалектически выводилось некое утешение: «Возможно, именно идея управления землей и есть та идея, что придает космический смысл веку мировой экономики, в который мы вступили не за праздничным веселым застольем и не обнявшись по-братски друг с другом, а в огне кровавых сражений»{157}.
«На восток!»
Сразу после начала войны 33-летний Альфонс Паке, как и многие журналисты и писатели, предложил свои услуги для работы в сфере официальной печати и пропаганды. Он стал сотрудником заместителя командующего 18-м армейским корпусом во Франкфурте. Отдел IIIb, к которому его прикомандировали, был подразделением, информировавшим «сектор политики» разведотдела Генерального штаба и отвечавшим под руководством Дойтельмозера и Надольного за получение разведывательной информации и проведение диверсионных операций во вражеских странах. Задачи перед Паке поначалу ставились скромные: ему надлежало просматривать и анализировать вражескую прессу, а также вести пропагандистскую деятельность среди французских военнопленных и привлекать их к сотрудничеству[31].
Паке принял участие в дебатах о целях войны, опубликовав в 1915 г. статью «На восток!»{158}, написанную по возвращении из военных командировок в Польшу и в район «Обер Ост», корреспонденции о которых он печатал главным образом в газете «Франкфуртер цайтунг»{159}. Название статьи было программным. На востоке Европы вот-вот предстоит перекройка географической карты; Россия как государство будет расколота: «Россия — каменоломня, из камней которой со временем будет построен большой сухопутный мост, связывающий Центральную Европу с Востоком. И из камней этого карьера следует также выстроить стену, которая навсегда отделит нас от московитской пустыни»{160}.
Столпами этой предполагаемой конструкции были Центральная Европа, которая в этой войне явилась «подлинной Европой», и озаренный мистическим светом Восток, «страна утренней зари», под которой Паке понимал и Ближний и Дальний Восток, «широкую матушку Азию с ее религиозными ландшафтами», «колыбель человеческого духа»{161}. Такой взгляд еще раз напоминает о том, что предыдущие поездки Паке в Россию лишь en passant[32] касались этой страны и ее людей и что Петербург и Москва были для него всегда лишь промежуточными этапами на пути в Сибирь и в «матушку Азию». Разумеется, неповоротливая Россия благодаря своей надежной и разветвленной сети железных дорог сильно сокращала расстояния, отделяющие Европу от Азии, да и вообще до войны она продемонстрировала колоссальный рост своих природных жизненных сил.
Но этот образ России представлялся ему теперь более дифференцированным и с более четкими контурами. «Русский народ в своей совокупности», поучает он читателя, состоит из «более чем тридцати больших и малых национальностей». И среди этих народностей империи великороссы «с их консервативным сознанием, восточным раболепием и самоотверженной преданностью царю и церкви… являются главными носителями идеи абсолютистского государства и его военного могущества»{162}. Они «сделались укротителями всех нерусских народностей, входящих в Россию», превосходящих их живостью ума, большей хозяйственной активностью и более высокой культурой, и в конце концов стали знаменосцами духовно убогого панславизма, представляющего собой единственный военный вызов западному европейству, и прежде всего Германии и тем немцам, которые, «будучи самоотверженными служителями русской государственной идеи… продолжали старинную работу по немецкой колонизации»{163}.
Это довольно длинный перечень прегрешений. Надо сказать, Паке наверняка был уверен в том, что русский народ, убедившись в тщетности завоевательных планов царизма, в конечном счете призовет свое правительство к ответу, как уже случилось в 1905 г.; что «крайне взбудораженные национальные силы России» вскоре попытаются «стряхнуть с себя старые цепи и взять в свои руки устроение собственной судьбы»{164}. Все же такая перспектива революционизирования царской империи в первую очередь касалась опять-таки нерусских народностей.
Но на спекулятивных ожиданиях военный автор Паке не останавливался. Более того, поскольку царизм развязал теперь войну, Паке не исключал стратегического урезания Российской империи, что в значительной мере соответствовало требованиям Пауля Рорбаха, главного поборника национально-революционного расчленения России, или требованиям российско-еврейско-немецкого социалиста Парвуса-Гельфанда. Культурная граница, являвшаяся, по мнению Паке, также ахиллесовой пятой Российской империи, проходила от Петербурга через Смоленск до края Черноморского бассейна, а оттуда до подножия Кавказа. В этих областях жили те народы, которые сильнее всего противились русификации: финны, балтийские (остзейские) немцы, поляки, украинцы, евреи, грузины и др. Но как только «силой немецкого оружия русское иго будет сломлено», для этих гигантских регионов откроется возможность полноценного государственного строительства.
Для всех народностей, населяющих эти области, знают они о том или нет, «Германия с ее научно-техническими, социальными и чисто духовными достижениями» представляет собой «Землю обетованную прямо за порогом». Вот почему лучшим решением будет устройство промежуточной федеративной империи по образцу габсбургского государства и в непосредственном примыкании к нему. Такая империя найдет в Германии соседа и защитника, «который мог бы… благодаря расширившимся и оживленным связям с Востоком приобрести для себя бесценные духовные и экономические богатства»{165}.
Эта промежуточная империя могла бы стать царством толерантности, более того, «ойкуменой» и тем самым — местом рождения «нового европейства», а также бастионом против оставшегося, оттесненного жесткими таможенными ограничениями на евразийскую равнину «русского государства». Царизм, по мнению Паке, натравливал всех друг на друга: финнов на шведов, остзейских немцев на латышей, поляков на русинов и украинцев — и «не в последнюю очередь при помощи неслыханного угнетения евреев» боролся «со всеми проникавшими в эти приграничные районы западными влияниями» и отгораживался от них. А евреи, загнанные царизмом в гигантское гетто, «несмотря на их нищету, являются как бы добровольными представителями немецкой культуры». Более того: «В их страстном стремлении к образованию, в их восприимчивости ко всем проявлениям западного прогресса и не в последнюю очередь благодаря их языку еврейское население является естественным союзником немцев»{166}.
31
По материалам, полученным на этом поприще, была издана, к примеру, иллюстрированная брошюра «En detachement de travail» («В трудовом отряде»; Frankfurt, 1917), призванная — по заданию занимавшейся этими вопросами секции Международного Красного Креста — продемонстрировать корректное обращение с французскими военнопленными. См.: Piecha О. М. Der Weltdeutsche. Eine politische Biographie Alfons Paquets vom Ersten Weltkrieg bis zum Ende der Weimarer Republik: Diss. Frankfurt, 2003. S. 19.