Выбрать главу

- Ух ты, и почему ты раньше не говорила, что играешь на гитаре? - из размышлений ее вырвал Хэнк, который, оказывается, обнаружил гитару, надёжно спрятанную за комодом в спальне.

- Потому что я не играю, - моментально ответила она, поморщившись от воспоминаний о своих неудачных попытках овладеть инструментом.

- Заметно, - с лёгким недовольством пробормотал Хэнк, слегка коснувшись слабо натянутых струн и ударив по корпусу, который отозвался жалобным «ух».

- Это совсем не моё, - проговорила Дебора, даже не думая оправдываться: музыка действительно не входила в число ее скромных талантов. - У меня паршивый слух и пальцы, как деревянные. Я привыкла держать ими ручку, а не бить по струнам.

- Но это хорошо, что ты пробовала научиться. Всегда нужно пользоваться возможностями, помнишь? - улыбнулся Хэнк, деловито подкручивая колышки брошенного инструмента.

Неожиданно одна струна издала непонятный высокий звук и лопнула, несильно ударив парня по лицу. Увидев это, Дебора взволнованно сорвалась с места и подбежала к Хэнку, мысленно моля, чтобы тот не получил очередную травму. Ничуть не задумываясь о своих действиях, она взяла парня под подбородок и, положив свободную ладонь на неповрежденную щеку, осторожно повернула лицом к себе, осматривая место удара. Некоторое время Дебора внимательно смотрел на тонкую красную полоску, оставленную струной, пока не встретилась взглядом с удивленными глазами Хэнка.

Поняв, что все ещё трогает его за лицо, она тут же отдёрнула руку, как будто кожа парня вдруг раскалилась. Деборе захотелось вновь убежать в спальню и больше никогда не выходить оттуда, потому что ей стало безумно стыдно за такое бесцеремонное вмешательство в личное пространство Хэнка. И хотя тот ничего не сказал, Дебора подозревала, что парень вряд ли был в восторге от того, что его трогала какая-то малознакомая женщина. Ей хотелось наорать на себя и дать себе пощёчину, но вместо этого она лишь отвернулась, чтобы скрыть ненавистный румянец, который исправно возникал у нее на щеках, как у какой-нибудь взволнованной младшеклассницы.

- Кажется, сегодня музыки не будет, - вздохнул Хэнк, отложив гитару и ведя себя так, как будто ничего не произошло.

- Ты умеешь играть? - тут же оживившись, с неподдельным восторгом спросила Дебора, которая всегда восхищалась людьми, владеющими музыкальными инструментами.

- Да, отец начал учить меня, когда мне было всего шесть лет. Его гитара была слишком большой для меня, и мне было очень трудно ее держать и играть, но он стоял на своем. Говорил, что большому мальчику - большая гитара, - Хэнк, теперь сидевший на диване, улыбнулся, погрузившись в детские воспоминания.

Дебора ничего не ответила, так как просто-напросто не знала, что сказать. Судя по предыдущим рассказам парня, его отец ушёл из семьи, и она очень боялась сказать что-то лишнее, что может ранить чувства Хэнка.

- Он был хорошим учителем, а я - внимательным учеником. Вообще-то, я был очень активным ребёнком и не мог подолгу концентрироваться на одном занятии, но с игрой на гитаре все было иначе. Я мог почти часами отрабатывать нужное упражнение, в то время как у меня не хватало терпения даже на то, чтобы закончить страницу в раскраске, - неожиданно в голосе парня появились печальные нотки, которых Дебора никогда не слышала прежде. - Сейчас я понимаю, что дело было совсем не в гитаре, а в возможности провести время с отцом и получить его одобрение, которое тогда было самой важной вещью в мире.

Дебора замерла, окончательно растерявшись из-за внезапной перемены настроения Хэнка. Она настолько привыкла, что парень постоянно излучал радость, что любые негативные эмоции с его стороны казались дикостью. Деборе хотелось поддержать его, но ни один из возможных вариантов не подходил: слова, на ее взгляд, прозвучали бы неискренне, похлопывание по спине было слишком подростковым и грубым способом поддержки, а на объятья, пусть и дружеские, у нее ни за что не хватило бы смелости. Поэтому Дебора продолжала молчать, давая Хэнку выговориться и мысленно ругая себя за бездействие.

- Он ушёл от нас, когда мне было двенадцать, и я так разозлился, что хотел разбить к чертям гитару. Тогда я чувствовал себя преданным и хотел избавиться ото всех напоминаний о нем, - парень шумно выдохнул и провёл ладонью по волосам. - Но потом я понял, что это не выход. Тем более, гитара уже давно была моей. Я решил, что лучше ассоциировать её с тем хорошим, что было у нас с отцом, а не делать объектом ненависти.