И Дебора едва ли сдерживала довольную улыбку, когда смотрела в глаза коллегам, которые наверняка гадали, закрутила ли он служебный роман и когда станет известно, кто был ее партнёром. Впервые в жизни она не чувствовала себя неловко из-за того, что люди так нагло ее обсуждали, потому что вот уже несколько дней подряд дома ее встречала широкая улыбка Хэнка, который постепенно шёл на поправку. Заботясь о парне и проводя с ним все свободное время, Дебора чувствовала невероятный прилив сил и уверенности в себе, от которых казалось, что она может перевернуть весь мир. Удивительно, как сильно влияло на человека ощущение того, что он кому-то нужен.
Общий подъем повлиял и на творчество Деборы, и за те дни, что Хэнк жил с ней, она написала куда больше, чем за последние несколько месяцев. Избавившись наконец от сомнений и постоянных попыток вытеснить парня из мыслей, она смогла сосредоточиться на истории, персонажах и на том, что рассказывал Майло. Вернувшись с работы и дав Хэнку все необходимые лекарства, Дебора садилась за письмо и порой не отрывалась часами, лишь изредка останавливаясь, чтобы проверить, как там парень. Обычно Хэнк сидел с ней, устроившись на кровати и наблюдая за «мастером за работой» или читая что-нибудь. Когда история Деборы стала принимать более четкую форму, она начала зачитывать парню отрывки, показывать свои рукописи, что, как выяснилось, было очень полезно - порой Хэнк замечал несостыковки в тексте и помогал направить повествование в нужное русло. Дебора, всегда стеснявшаяся показывать кому-то незаконченный вариант своих трудов, не переставала поражаться, насколько это помогало творческому процессу. А может, дело просто было в Хэнке, который стал чем-то вроде ее музы, хотя девушка и отрицала факт существования оной.
Но как известно, все в этом мире не идеально, и идиллию Деборы нарушил родной брат, объявившийся у нее на пороге безо всякого предупреждения. Первой ее мыслью было, что что-то случилось с родителями, однако девушка говорила с ними только вчера, и все было нормально. Выходит, Майк просто вёл себя, как типичный Майк. Несмотря на плохо скрываемое неодобрение выборов сестры и ее стиля жизни, он то и дело приезжал к ней, чтобы поговорить. Последний такой разговор закончился скандалом и обоюдным молчанием в несколько месяцев, и что-то подсказывало Деборе, что и в этот раз дружеской беседы между ними не выйдет.
- Здравствуй, можно мне войти? - суховато поинтересовался Майк, сунув зонт в чехол и замерев за порогом, словно вампир, который не мог войти в дом без приглашения.
- Конечно, - максимально беспечно ответила Дебора, которая надеялась обойтись малыми жертвами. Возможно, брат просто расскажет ей про успехи своих детей, поговорит на отвлечённые темы, расспросит ее о работе или ещё какой ерунде. Иногда их разговоры не заканчивались руганью и проходили в такой официальной атмосфере, словно они не были родственниками. - Чай? Кофе? Сегодня довольно холодно.
- Чай, если можно, - все так же спокойно ответил Майк, присевший на край дивана, словно в любую секунду готов был встать и уйти.
Возясь с чайником и чашками, Дебора украдкой наблюдала за братом, который с явным неодобрением оглядывал захламлённую гостиную. Сейчас, когда Хэнк выступал в качестве болеющего гостя, девушка немного расслабилась и не слишком заморачивалась насчёт уборки, что привело к валяющимся тут и там смятым бумажкам и грязным кружкам на журнальном столике. И если она чувствовала себя вполне комфортно, то Майк наверняка так и подмывало сказать что-нибудь на этот счёт.
- Смотрю, ты опять пишешь? - наконец не выдержал он, махнув рукой на блокнот, чьи страницы были испещрены мелким почерком и испачканы в кофе.
- Да. Вообще-то, дела идут довольно хорошо, и я планирую вскоре закончить этот роман. Мой рассказ недавно опубликовали в журнале, и я решила дать себе второй шанс, - с энтузиазмом сообщила Дебора, которую, на удивление, совсем не заботило, что брат задал этот вопрос из чистой вежливости. - Не думаю, что выйдет что-то грандиозное, но попробовать стоит.
- Рад, что ты снова занимаешься любимым делом, - однако в его голосе не слышалось особой радости. В нем не слышалось ничего, кроме холодной вежливости и усталости человека, который работал, чтобы обеспечить семью, не оставляя в своей жизни места мечтам. - Я недавно говорил с мамой, и она сказала, что ты изменилась. Голос стал радостней, что ли, - он замолчал, оставив предложение висеть в воздухе.