— Как ты думаешь, — спросил Бобши, — почему камень пророс? Есть ведь четкое указание — не убий.
— Да потому, что он выбрал меньшее из зол, — нашелся сразу я, — убив разбойников, он сохранил жизнь целой деревне.
— Вот-вот, — расплылся в улыбке Бобши, — именно так моралисты и поступают. Они всегда находят оправдания для своих действий. В статичных моральных правилах легко найти лазейки. Как в том циничном анекдоте:
— Вах! Махмуд, почему это твоя жена идет впереди тебя? Разве ты не знаешь, что в Коране написано?
— Э! Когда Коран писали, мин еще не было.
Я был озадачен, в голову ничего не приходило кроме новых вариантов оправдания послушника.
Бобши некоторое время наблюдал за мной, а потом сказал:
— Не там ищешь. Тут как нельзя точно подходит выражение: «Тяжело искать черную кошку в темной комнате, особенно если кошки в ней нет».
Он сделал паузу и добавил.
— Когда послушник узнал о готовящемся нападении, он настолько проникся проблемой спасения жителей, что ЗАБЫЛ О СЕБЕ! Он забыл о своей святости, забыл о своем «я», стремящемся к просветлению. Это был его первый поступок, совершенный не из эгоистической морали, не из желания быть хорошим, а пришедший из глубины его нравственности, свободный от оценок «хорошо» или «плохо», свободный от догм и обусловленностей. Этот поступок был совершен из глубокой любви к жителям деревни. Истинная любовь забывает о себе. Со стороны это выглядит как жертвенность, только вот незадача, — жертвующий ничего об этом не знает, потому как забывает о себе. Если жертвующий знает о своем пожертвовании, то это уже не пожертвование, а моральная сделка.
Всю жизнь послушник только и делал, что менял обычную, насыщенную радостями жизнь, на право думать о себе как о духовном человеке. И все же его нравственность выдержала проверку Духом, победив моральные догмы, потому и пророс камень.
Мы уже долго молчали. Но терзавший вопрос заставил меня первым нарушить молчание.
— Бобши, я еще достаточно хорошо помню опыт пребывания в пятом и шестом телах. Там не было моего «я», и когда ты говоришь про его отсутствие, или «забыть себя», то вроде бы все понятно. Но вот как достичь этого состояния в повседневной жизни? Что для этого нужно сделать, чтоб оно было не разовыми вспышками? Да и как может сочетаться осознанное состояние в «здесь и сейчас» с отсутствием центра «я»? Если «я» отсутствует, то кто тогда в «здесь и сейчас»?
— Я уж думал, что ты никогда не решишься задать эти вопросы, — улыбнулся Бобши. — Мы действительно уже долго кружим вокруг еще одного понятия, но конкретно его не разбирали, — это «образ самого себя». Вот что ты думаешь о себе? Какой ты?
Я попытался посмотреть на себя со стороны и вынужден был признаться.
— Наверное я очень похож на того послушника, во мне так же много всяких духовных заморочек, к которым сильно привязан.
— Дело даже не в духовных заморочках, любой человек имеет о себе представление: национальность, образование, воспитанность, способности — все это складывается в некое представление о себе самом, а оно уже, в свою очередь порождает стереотипы действий. «Нам татарам, все равно», «я воспитанный, и поэтому должен…», «я имею высшее образование, и поэтому…», «я духовный и поэтому…». В начале любого стереотипа действий, и даже стереотипа мышления, стоит статичный образ самого себя. Конечно, это образ со временем изменяется, но на коротком промежутке времени он статичен, он представляет из себя набор бирочек «я такой». Всю свою жизнь человек только и делает, что меняет одни бирочки на другие. Постоянно шлифуя образ самого себя, он хочет уйти от одних бирочек, затем, чтоб достичь других.
— Бобши, тогда о какой статичности образа самого себя ты говоришь?
— То представление о себе самом, которое ты имеешь на сегодняшний день — статично. Тебе нужно приложить массу усилий, чтоб суметь поменять у себя хоть одну бирочку. Представь, сколько времени тебе потребуется, чтобы поменять о себе мнение хотя бы в одной составляющей. К примеру, ты думаешь о себе, что ты трус, и хочешь стать смелым. Сколько времени и усилий тебе потребуется, чтобы изменить это представление о себе? Если помнить, что подобных бирочек человек нацеплял на себя сотни, то никакой жизни не хватит, чтобы достичь желаемого результата.
— Так и есть, — подтвердил я, — ведь говорят же, что нет предела для самосовершенствования.
— Правильно, именно так человек и погружает себя в еще одну дуальность. Он пытается убежать от собственного несовершенства и достичь иллюзорной непогрешимости.
Я привычно наметил формулу сложения полярностей:
Совершенство + Несовершенство =
Бобши молчал, а я пытался завершить сложение, но мне чего-то не хватало. Образ результата вырисовывался весьма приблизительно. Тщетно промучившись несколько минут, я решил, что Бобши сам мне об этом скажет. Он сидел молча, глядя в костер. Лицо его словно светилось спокойствием и умиротворенностью, наверняка он забыл даже про мое существование. Блин! Уж он-то точно не напрягает себя этим сложением. Я вдруг догадался, что именно в этом спокойствии мне и нужно искать ответ и стал внимательнее наблюдать за Бобши. Но его черты неуловимо ускользали. Как во сне я видел его то одним, то другим, при этом его выражение не менялось. Пляшущие отблески костра добавляли еще большую изменчивость его черт, но и днем их невозможно было остановить, тогда они проступали словно сквозь водную зыбкую поверхность. Вот же, вроде как видишь, а уловить не можешь…
В какой момент он повернулся ко мне — я не заметил.
— Ну что, удалось сложить? — Спросил Бобши.
— Не совсем, вроде понимаю… О! — вдруг осенило меня, — это принять себя таким, какой уже есть!
— Правильно, когда человек принимает себя, таким, каким бы он ни был, он отказывается от любого образа самого себя. Он принимает свое незавершенное совершенство на данном этапе, понимая, что сейчас он таким и должен быть. В том, какой он сейчас есть, просматривается замысел самого Творца, значит, сейчас он такой Ему и нужен. Ему становится все равно, какой он, он не озабочен тем, хороший он или плохой, и уж тем более, кто и что про него могут подумать или сказать. Он перестает действовать из статичного образа и погружается в свою божественную сущность, саму жизнь, которая не может иметь статичных форм. Она постоянно течет и меняется, таким и является человек под слоем бирочек, образующих образ самого себя. Это похоже на пламя свечи, вроде есть постоянная форма, есть постоянный цвет, есть постоянное излучение света и тепла, но пламя всегда новое.
— Вот ты можешь сказать, какой ты сейчас? — Спросил он. — Попробуй еще раз глянуть на себя — но не снаружи, как делал ранее, а изнутри, почувствовать то, каким ты себя сейчас ощущаешь, — продолжил Бобши.
Я сосредоточил взгляд на внутреннем состоянии. Конечно, я сейчас озадаченный тем, какой я. О, нет, я уже тот, кто наблюдает за тем, какой он озадаченный. И даже нет, я уже наблюдающий за наблюдателем…
— Бобши! Это невозможно! Я всегда опаздываю!
Бобши привычно заливался смехом, глядя на меня.
— Ты сейчас коснулся себя истинного, — сказал он, останавливая свой смех, — где же сейчас твоя нация, твои убеждения, твои бирочки «умный», «красивый», «духовный»…
Успокоившись, он добавил.
— Невозможно себя оценить в «здесь и сейчас», все оценки и бирочки — есть результат оценки прошлого. В настоящем человек текуч и изменчив как пламя свечи, как струящийся родник. Если ты считал себя трусом, то где же сейчас твой страх? Если ты считал себя лентяем, то где сейчас твоя лень? Все оценки относятся к образу самого себя в прошлом, но никак не касаются тебя самого в настоящем.
— Бобши! Я, кажется, понял, почему происходит так, что когда я пытаюсь тебя рассмотреть, мне кажется, будто твое лицо течет. Это потому, что ты находишься в «здесь и сейчас»?
Прежде чем свалиться набок от хохота, Бобши успел спросить, — ты на себя—то давно в зеркало смотрел?