Саша и Леша обходили тела, натыкаясь почти всегда на мертвецов, которые бесстрастно перекатывались, как иссушенные поленья, при попытке их расшевелить. Оба обвязали вокруг шеи тканевые повязки, сделанные из обрывков собственной одежды, чтобы через время не лечь здесь вместе с остальными, но по большей части – из-за запаха. Редко попадались те, кто при касании отвечал слабым стоном. Такого человека Леша усаживал, придерживая голову, а Саша потихоньку вливал отвар ему в рот. После у него пытались разузнать о его недуге, но почти всегда ответом был бессвязный бред.
Те, кто пили отвар, ложились обратно, но Саша лелеял хрупкую надежду на то, что они оклемаются – стоит только живительной влаге пролиться по телу.
На другом конце этого телесного поля Саша уловил какое-то движение. Между тел шастало какое-то маленькое сутулое существо. Потом оно село возле одного из них и, прикрывая свою проказу сгорбленной спиной, стало копошиться у головы лежачего. Тут Саша заметил едва различимое колыхание его ног. А затем, быстро оглядевшись, существо сделало какое-то резкое движение, напоминающее передергивание затвора, отчего руки и ноги лежачего, как от внезапного разряда тока, взмыли в воздух. От испуга существо в человеческом облике взвилось в воздух, как согнанная с тарелки муха. Саша рванул туда напрямик, перепрыгивая через человеческие тела.
Существо, застигнутое врасплох, стояло в оцепенении, когда Саша влетел в него всем телом и повалил на землю, приземлившись на него. А уже через мгновение Саша сидел на нем и колотил его по морде. Голова с зажмуренными глазками болталась туда-сюда, коротенькие ножки в истоптанных сандалиях сгибались и разгибались, елозя по земле, а руки вились в воздухе в отчаянной попытке нащупать обидчика. Леша, схвативший Сашу за шиворот, одним движением оттащил его от существа с уже порядком подпорченной физиономией. Саша повалился на землю, выставив перед собой ноги, тяжело дыша и смотря вперед распахнутыми гневом глазами.
Существо приподнялось и зажужжало, точно оно действительно было большой трупной мухой:
– Мне зубы нужны! Зубы!
– Убирайся, пока они тебе действительно не понадобились, – с ледяным спокойствием сказал Леша.
Подбитое существо, трезво оценив свое положение, поморщилось как от сильной боли, блеснув двумя окровавленными крысиными зубами под щеткой рыжеватых усов, и скрылось в кустах.
– Интересно, и этим они хотят заселять Сибирь? – бросил как бы про себя Леша.
– Постой-ка, откуда ты… – начал Саша, уже успевший немного отойти от гневного ступора.
– Идем, может, еще сможем чем-то помочь.
Но помочь обладателю заветных золотых зубов уже было нельзя. У его рта пузырилась кровавая пена – он захлебнулся собственной кровью.
За ветками показалось пастбище. Вчера Кузьма варил кое-что помимо целебного отвара. Когда Саша уснул, он принялся обваривать бересту, а затем достал нож. Кузьма не мог внятно себе объяснить, почему он так старательно его прячет даже притом, что лезвие могло бы значительно облегчить жизнь на острове – доставай он его не только под покровом ночи. Он просто знал, что это нехорошее место. Оно хочет, чтобы ты обнажил оружие, соблазняет властью, но на деле ты лишь упадешь еще одной каплей в непрерывно кипящий котел жестокости. И неважно, самооборона ли это или убийство злодея – котел для всего один. И как ружье на стене, которое обязательно выстрелит, нож здесь непременно вонзится в чью-то плоть и высока вероятность, что в твою собственную.
На обваренной бересте Кузьма вырезал слова. Он писал своей жене и детям, писал, что он жив, что еще ходит по этой земле и дышит одним с ними воздухом. Но писал не только от себя. Он писал от всего острова. Береста скрутилась, словно свиток, бережно несущий миру живых весть о воскрешении тысяч душ.
Корова паслась все там же, с глубокомысленным выражением общипывая густую свежую травку. Только листья на деревьях уже не шептались. Мужик стоял там же, где и вчера, пристально глядя на свою буренку. Только сейчас он был с косой, уперев ее в землю, как посох. И рубаха на нем была ярко-алая. Кузьма, уже приноровившийся, стал подступать к корове. В руках у него была береста с посланием. Он решил жестами уведомить об этом наблюдателя с косой. Он так же воздел руки кверху, показывая ладони, затем воображаемой ручкой провел по бересте, после чего поднес ее к корове и завязал воображаемый узелок. Мужик никак не отреагировал на эти жесты. По старому опыту склонив это в свою пользу, Кузьма подошел к корове. Береста скрутилась на узелке от колокольчика, туго обтягивающем коровью шею. Несколько раз Кузьма ее подправлял на всякий случай, после чего тяжело вздохнул, плененный робкой надеждой, и погладил корову за ушком. И вдруг она вся сотряслась, как от сильного удара, и ее повело вбок. Кузьма перегнулся через спину коровы. Из ее бока торчало деревянное копье. От него по пятнистой шерсти вниз поползли алые змейки крови. Просвистело еще одно и вонзилось рядом. Тут корова на срыв замычала и рванулась. Из леса побежали голодные метатели копий.