– Держи ее!
– Стойте! Нет! Не надо! – Кузьма загородил корову своим телом.
– Хватай!
Голодная орава смела Кузьму и обступила корову со всех сторон, как ворох муравьев, облепивший жирного розового червяка. Кузьма, оттесненный в самый край толпы, тщетно пытался пропихнуться, крича что-то там про молоко и связь со внешним миром, но голос его глох в голодном гомоне толпы. Никто не удосужился умертвить корову перед тем, как приступить к трапезе, так что, когда масса окровавленных ртов разъяла ребра и уже лакомилась потрохами, корова еще долбилась головой об мягкую травку и дрыгала копытами в бессмысленном беге. Мужика на той стороне реки уже не было.
– Комендант, а где мука?
Комендант Сулейманов, стоявший одной ногой на носу лодки, обернулся.
– Там же, где и ваше послушание, – ответил он, и лицо его скривилось в ликующей гримасе.
Леша, будто не замечая коменданта, обратился к людям, сидевшим в лодке за спиной коменданта:
– Вылезайте, вы совершенно не обязаны это делать. Катание коменданта на лодке не прописано ни в одном уставе.
Весь тощий как смерть, экипаж лодки внезапно нашел ее дно крайне любопытным и всецело посвятил себя его изучению, пропустив это обращение мимо ушей.
Гримаса исчезла с лица коменданта. Он подошел угрожающе близко к Леше.
– Послушай ты, щенок, – изо рта коменданта несло забродившим сигаретным смрадом. – Давай-ка ты не будешь влезать в дела взрослых?
Леша уставился коменданту прямо в глаза, придвинулся еще ближе и почти прошептал, выводя каждое слово:
– А давайте вы избавите полумертвых людей от вашей прихоти?
Они застыли, разрывая друг друга взглядами. Рука коменданта потянулась к кобуре, как и всегда, когда какой-нибудь шкет позволяет себе слишком много. Но она оказалась пуста. Он выложил свой табельный пистолет перед тем, как пойти кататься. По правде говоря, он очень боялся его утопить. Покойная матушка всегда говорила ему, что он – неряха. И, становясь старше, он нехотя стал это признавать. Не поворачивая головы, комендант обвел взглядом окрестности. Укромная пристань пряталась от ближайшей вахты за густой листвой широкого пролеска – сюда комендант оттащил служебную лодку для катания. И ничего такого криминального он не делал… Но доносов нужно остерегаться. Донос может прилететь внезапно. От мелкой завистливой крысы, которая так и рвется потеснить тебя на твоем месте, от проклятых переселенцев, хотя кто их будет слушать – они оказались не нужны даже коммунизму. Только если островному.
И сейчас комендант чувствовал затылком, как эти самые переселенцы внезапно нашли крайне увлекательным перекладывание весел и осмотр речных просторов. Еще он чувствовал винтовку, лежащую на дне лодки. Комендант твердо верил, что доверять по-настоящему можно только оружию. Его братом был затвор, а лучшим другом – спусковой крючок. Но сейчас ружье лежало предательски далеко. Они были совершенно одни. Комендант медленно втянул голову обратно:
– Я могу стереть тебя в порошок, – он пятился к лодке, не спуская глаз с Леши, – мелкий гаденыш, – после нескольких неудач он нащупал ногой нос лодки. – Тебе повезло, что у меня сегодня нет настроения убивать всякую мелочь! – кричал комендант, уже отплыв на несколько метров от берега. Леша смотрел ему вслед с некоторым пренебрежением, словно бы выпроваживая его со своей территории.
Еле дыша, Кузьма выбежал на опушку. Здесь было привычное столпотворение, но муку не раздавали. Толпа обступила кого-то, стоящего на краю покатого берега, и уплотнялась выходящими из леса. Кузьма еще издалека услышал голос, которому все внимали, чуть хриплый и крикливый:
– Мы лежим под кустами, мерзнем и голодаем, хотя можем сплотиться и наладить нашу жизнь!
Кузьма протиснулся в первые ряды и увидел оратора. Это был Саша. Он в пылу своей проповеди размахивал руками и ходил из стороны в сторону вдоль берега.
– Мы можем рыбачить, можем построить деревянные дома – у нас в руках все богатство природы! Даже дикари знали, что выжить в природе можно только сообща!
Послышались одобрительные возгласы. Мимо берега поплыла лодка. Островитяне усердно гребли веслами, комендант Сулейманов ехал стоя, скрестив руки на груди, и любовался разворачивающимся на берегу представлением.