Танисса посмотрела меня:
— «Страсть». Теперь понятно, почему такие, как ты, должны владеть артефактом.
— Ошибаешься. Говорю всем сразу: я против передела мира. Сейчас отдам картину Карлу, и пусть упивается властью.
Карл взмахнул руками:
— И я против. Чтобы менять мир, нужно понимать, на что его менять и ради чего.
Мы некоторое время посидели в тишине, и Карл робко спросил:
— Вы планируете мстить?
Я ответил несколько злее, чем сам того хотел:
— Да. Прощать безнаказанные убийства беззащитных людей нельзя.
— До этого вы убивали рабочих?
Я вздохнул и поделился своей горькой ядовитой правдой, которая разъедала мне душу:
— Я не спаситель и не герой. Мне не под силу помочь всем. Но это не значит, что я согласен простить того, кто меня обидит. Я буду мстить…
Карл робко спросил:
— А если бы мы не смогли остановить резню в городе⁈
Танисса строго одернула его:
— Мы еще ничего не изменили.
Я повертел в руках кинжал и зло проговорил:
— Избежим. Янош одержим и хочет, чтобы люди всё сделали сами. Ночью исчезнем из города, и пусть грызет камни и восхищается своим детищем… Церковники оружие не поднимут — простые люди не желают крови. Если мы исчезнем, пропадет шанс…
Снова в подвал дома кто-то спустился, и мы притихли в дальнем темном углу. Вошедшая женщина взяла что-то из ящика возле лестницы и пошла наверх. Карл посмотрел ей вслед и спросил:
— А какая у нас цель?
Я удивился:
— Цель⁈ Карл, это не про меня. Я хочу просто путешествовать по миру, и чтобы меня никто не трогал.
Танисса подсказала мне путь, взглядом указав на артефакт «Страсть» на моем плече.
— Если станешь достаточно сильным, тебя побоятся тронуть.
Я позволил себе грубую шутку:
— Это же кем мне надо стать, если нашлись идиоты тронуть непобедимую Таниссу Джандарка⁈
Дроу подхватила с пола камешек и запустила мне в лоб. Повезло, что я сидел в маске: боль от удара разошлась по всему лбу, хотя головой о стену я приложился ощутимо. Девушка уточнила:
— Плохая тема для шуток.
В полной темноте и тишине мы услышали, как в руках дроу что-то сломалось.
— Я верила своим родителям, а они посмели пропасть… Сгинуть во тьме подземелья без следа, словно два беспомощных раба. Верила своему совету, а совет считал смерти дроу благом для нашего города… Верила сестре, а она оказалась трусливой ребенком… Верила человеку, которому помогла поднять с самых низов, а он оказался жадным ничтожеством…
Танисса посмотрела мне в глаза. Я ощутил ее взгляд даже в темноте и сквозь маску. На миг сложилось ощущение, что между нами ничего нет — как будто в пустоте висели лишь две души — израненная, истерзанная, но все еще нерушимая, закованная в невидимые цепи и вторая окутанная темным облаком без ясных границ. Дроу проговорила тихо, едва шевеля губами, но я слышал каждое слово так ясно, словно они звучали прямо у меня в голове:
— А теперь я обязана своей жизнью и волей человеку, что ужаснее всех, кого я когда-либо встречала… Он бредет по миру бесцельно, не думая о завтра… Кто ты?
Я закрыл глаза, собрался с духом и снова их открыл. Вокруг был тот же подвал, та же темнота:
— Я человек. Не герой. Не злодей. Не правитель. Не кто-либо еще… Просто человек…
Я шагнул вперед к дроу.
— Я не знаю, есть ли границы, которые я не переступлю. Что-то, что не смогу сделать. Окажусь ли я очередным падальщиком, который ударит в спину⁈
В маленьком помещении повисло невыносимое напряжение. Казалось, мрак и воздух стали гуще.
— Я не знаю ответов, Танисса. Я не знаю, куда пойду. Не знаю, для чего живу. Не знаю, чего хочу. Я никогда не приму твоего долга, не приму от тебя клятв… После того, как мы выберемся из этой истории, ты вольна выбирать свой путь… Ты исполнила свой долг! Таково мое слово!
Танисса улыбнулась и спросила:
— Думаешь, я так легко смогу забыть, что ты сделал для меня?
— Придется.
Я опустил взгляд и горько проговорил, смотря на свои руки:
— Куда бы я ни пошел, там не избежать смерти и крови. Но мне легко будет идти, не оглядываясь на тела, не смотря назад и не принимая ответственности, если я буду знать, что среди них я никого не знаю.
В голосе Таниссы сквозила ирония.
— Ты решил, что я испугаюсь смерти?
Карл встал и подошел ближе:
— В одиночку жить нельзя. Скиталец, мы не можем оставить тебя наедине с твоей дорогой…