– Буря близко, – сказал он, не глядя на чужачку. – Во имя Харру, наш путь открыт для тебя в эту ночь.
Не обращая больше на нее внимания, Шуким развернулся и направился к каравану.
Путница смотрела ему вслед, тяжело дыша. Капли воды застыли в уголках потрескавшихся губ, на висках остались грязные, похожие на дикарскую раскраску разводы. Она взглянула на сумку так, словно впервые увидела и, сорвав с плеча, отбросила в сторону. Даже от этого небольшого усилия чужачка устало пошатнулась.
Ветер не успокаивался уже ни на миг. Следы ящера на песке исчезли, уступив напору пыльной поземки.
Путница повернулась к каравану спиной, постояла, будто молилась или думала. Сделала нетвердый шаг, другой. Налетевший шквал толкнул ее в грудь. Попятившись, чужачка невольно обернулась и замерла, завороженная развернувшимся зрелищем.
Караван сошел с дороги в ложбину между двух высоких дюн, и огромные чешуйчатые зверюги цвета песка угрюмо брели по кругу. Они покорялись воле невысоких арахов, каждого из которых могли бы раздавить одной лапой.
Ящеры фыркали, трясли головами, пытаясь освободиться, но все же следовали за черным вожаком. Тоо вел его сам, не доверяя больше никому рисовать круг жизни. На предпоследнем цикле, когда разбросанный, темный песок поднялся до середины бедра, он заметил краем глаза чужачку. Она стояла рядом, закусив губу, и ждала, пока Шуким поймает ее взгляд.
Тоо отвернулся.
Когда круг был завершен, и ящеры улеглись в протоптанную канаву прямо вместе с поклажей, Шуким коротко махнул своей находке. Она сделала пару шагов и остановилась, не зная, как преодолеть валы.
Тоо цокнул языком, и вожак недовольно приподнял голову. Еще один короткий приказ – и хвост ящера взвился в воздух, свернулся полукольцом, формируя шаткий мостик над канавой. На большее рассчитывать не стоило – если ящеры заняли лежку, то поднимутся лишь перед рассветом.
Губы чужачки дрогнули, но Шуким не разобрал слов. Скупо улыбнувшись, он протянул ей руку – загорелую до черноты, с короткими натруженными пальцами, равно привычными и к поводьям, и к писчей чешуе, и к гладким золотым книрам, которыми платят за хороших рабов.
Всю ночь чужачка провела без сна, скорчившись в кармане общего шатра. Дрожа даже под тяжелым плетеным одеялом, которое ей выдал тоо, она лежала неподвижно, как мышка, заприметившая перед собой тень пикирующего хашина.
И слушала. Слушала, как по натянутому брезенту сначала барабанит, а потом стекает песок. Слушала, как фыркают ящеры.
Слушала неторопливые разговоры караульных, едва различимые за воем бури.
Перед рассветом чужачка встала, приблизилась к занятому сборами тоо и неловко поклонилась.
– Меня зовут Аори, – произнесла она хриплым, высушенным пустыней голосом.
За спиной вожака Шуким поднял навес. Плотная ткань, белая с внешней стороны и черная изнутри, не пропускала ни единого лучика встающего позади каравана солнца. Вот только укрытие вышло крохотным, и чужачка не знала, как уместиться в нем целиком. Она то и дело ерзала, пытаясь держать в тени хотя бы шелушащиеся плечи.
Шуким, как и всегда, отвечал за жизнь каравана и каждого в нем. Потому, если чужачка вонзит нож в чью-то спину, это будет спина тоо. Короткий кинжал он прицепил к седлу, обходясь в пути двумя кривыми саблями, и вытащить его не составило бы труда даже для девчонки.
– Через два часа мы доберемся до убежища, – тоо повернулся к Аори. Седла караванщиков, высокие и гибкие, позволяли проделать такой фокус без риска свалиться под когтистые лапы собственного животного. – Привал до вечера, затем снова в путь.
– Я бы не успела дойти, – кивнула она. Спокойно, безэмоционально, словно чувства первыми умерли в удушающем зное.
Резкий акцент пытал чуткий слух тоо. Чужачка не ошибалась в словах, но выговаривала каждое по отдельности, напрочь убивая осмысленную напевность речи.
– Харру ведает, зачем переплетает судьбы на Священном пути, – Шуким сложил ладони и поклонился в две стороны, на юг и на север. – И проклят будет тот, кто пойдет против его воли. Но люди обычно не прочь поведать, что привело их к месту встречи.
Аори молчала, покачиваясь в такт крупной рыси ящера. Когда вожак подпрыгнул, преодолевая разлом между плит, она изо всех сил вцепилась в седельный ремень, чтобы не коснуться тоо.
Боевой шар на конце хвоста врезался в песок рядом с передней лапой ящера. Чужачка вскинула руку, закрываясь от взлетевшей пыли, а вожак на ходу выловил языком раздавленную тушку гадюки и зачавкал, довольный увеличением рациона.